Так или иначе, после недолгого спора было решено, что Такаки уволится в конце января.
Осень вступала в свои права, воздух день ото дня становился всё прозрачнее и прохладнее. Такаки с головой ушел в свой последний проект, работа спорилась. Теперь, когда срок сдачи определился, он работал даже больше, чем раньше, выходных у него практически не было. Те редкие часы, которые Такаки проводил дома, он обычно спал как убитый. Из-за постоянного недосыпа тело переставало слушаться, его бросало в жар, каждое утро в электричке Такаки изо всех сил боролся с тошнотой. Но обо всем этом он старался думать как можно реже. На душе у него, наоборот, с каждым днем становилось всё спокойнее.
Подавая заявление об уходе, Такаки приготовился к тому, что начальство будет осложнять ему жизнь, но на деле никто и не думал его притеснять. Глава отдела пусть неуклюже, но выразил ему благодарность, а топ-менеджер с искренней заботой спрашивал, нашел ли Такаки новое место. «Такому работнику, как ты, я с радостью дам самую положительную рекомендациям, — говорил топ-менеджер. Такаки ответил вежливым отказом, сославшись на то, что желает отдохнуть.
После того, как тайфун принес в Канто холодный ветер, Такаки стал одеваться по-зимнему. Одним морозным утром он надел недавно выложенное из комода пальто, всё еще слабо отдававшее нафталином, на другой день обмотал вокруг шеи шарф, который подарила ему Мидзуно; так Такаки постепенно примерялся к зиме. Он почти ни с кем не разговаривал — и это не было ему в тягость.
Они с Мидзуно продолжали общаться — раз или два в неделю обменивались сообщениями по мобильнику. Ждать ответные письма приходилось очень долго, но Такаки говорил себе, что Мидзуно, наверное, тоже сильно занята на работе. Да и сам он отвечал далеко не сразу. Однажды Такаки осознал, что после того совместного завтрака прошло три месяца, и за это время они ни разу не увиделись.
Когда после очередного рабочего дня Такаки заходил в вагон последнего поезда линии Тюо и в изнеможении опускался на сиденье, он всякий раз тяжело вздыхал. Очень-очень тяжело.
Мчавшийся по ночному Токио опустевший поезд всегда смутно пах алкоголем и усталостью. Позади остался район Накано; слушая привычный уху стук колес, Такаки глядел на приближавшиеся огни небоскребов, и ему вдруг представилось, что он смотрит на самого себя откуда-то с высоты. Он увидел тонную светящуюся нить, которая медленно ползла K гигантскому зданию, напоминавшему надгробие.
