поездку. Она не знала, что все мое внимание будет на другом сиденье во время полета.
Мое терпение испытывалось. Я сидел там, все еще как камень, глаза были
прикованы к Вере: во время движения самолета по земле, во время взлета, когда набирали
высоту. По тому, как вздымалась ее спина и иногда вырывающимся тихим всхлипам, я
понял, что она плачет. Потребовалось много усилий, чтобы не сломаться самому. Я хотел
смахнуть эти слезы поцелуем.
Но я ждал, пока она обнаружит меня.
Наконец-то, это случилось. Вера устраивалась в своем кресле и задела меня локтем.
Я никогда не улыбался так широко.
— Извините, — пробормотала она своим замечательным выразительным голосом, так и не оборачиваясь.
Я облизнул губы и глубоко вдохнул, прежде чем сказать. – И ты прости.
Ее тело напряглось. Она медленно повернула голову, и моя улыбка стала мягкой
при виде ее покрасневших глаз и следов слез под ними. Она выглядела невероятно
ошеломленной, как будто увидела призрака. Только я не был им; я был реальным.
Вместо того, чтобы дать ей письмо, я открылся и истолковал ей все тщательно для
нее, чтобы увидеть, что сделал все возможное. Больше всего я боялся, что мои чувства, моя любовь будут отвергнуты, и она не вернется обратно. Это было ее право сделать так, и все же я не желал ничего иного, как еще одного шанса.
Но Вера, такая щедрая, душевная, не отвергла меня. Она ответила мне любовью, любовью, которая, как она сказала, никогда не покидала ее.
Мы приземлились в Ванкувере и увидели ее мать и брата, Джоша, в аэропорту.
Естественно, они были удивлены мне, и я был удивлен видеть их — по крайней мере, ее
мать. Она казалась такой резкой и холодной по телефону, но все-таки она была там, ждала
возвращения своей дочери, шокированная тем, что неверный муж был рядом с ней. Если
бы взгляды могли убивать, я бы превратился в пепел тут же на полу аэропорта.
Это были нелегкие несколько дней. Я был рад, что упаковал то письмо в ручную
кладь, потому что оно помогало мне держаться. Ее мать и сестра с будущим шурином из
Англии, все, казалось, презирали меня, особенно когда поняли, что мы вернемся в
Мадрид. Как-то этот английский мудак отвел меня в сторону и спросил, почему я не могу
вернуться к своей жене и оставить такую молодую девушку, как Вера, в покое.
Я чуть не зарядил кулаком ему в лицо, но знал, что это не поможет нашей
ситуации. Мы с Верой привыкли глумиться над этим, и хотя она говорила, что ее не
