— эти слова старшего современника Донна, сэра Уолтера Рэли, созвучны "Медитации IV" — как и множеству других текстов той эпохи: философских, астрологических, медицинских. Дело в том, что тогда еще не произошло современное разделение дисциплин и все науки существовали не сами по себе, а в их приложении к человеку: математика и астрономия служили мореплавателям, философия была не отвлеченным умозрением, а научением жизни, алхимия искала, как исцелить телесный состав человека от смертности... Философское представление о единстве и взаимосвязи всего и вся в мире давало операционный базис для развернутого сравнения, ставшего основой поэтики, у истока которой стоял Донн
[14]. И для него сравнение стало инструментом мысли, лесенкой восхождения к умопостигаемым сущностям. Из парадоксов, из "соположений разнородных смыслов" выстраивалась стройная цепь доказательств, доводящих мысль до предела, до края, открывая выход за пределы "физики", к "чисто умопостигаемому", когда за каждой индивидуальной ситуацией Донн стремился увидеть соотнесенность ее с самими первоначалами мира
[15]. Лирическая энергия направлена на то, чтобы обеспечить бытийное оправдание индивидуального опыта. Другая "сквозная метафора" донновских "Обращений к Господу..." — уподобление борьбы с болезнью обороне крепости от осаждающей вражеской армии. Мотив этот варьируется Донном на протяжении всей книги, обрастает новыми и новыми подробностями: то первый приступ болезни сравнивается с пушечным залпом неприятельской артиллерии ("Медитация I"), то душа и тело человека сравниваются с авангардом и арьегардом армии на марше ("Увещевание XVI"), то принятие пищи больным приравнено к снабжению армии продовольствием ("Медитация XV"). Сравнения Донна ярки и точны — и современному читателю невдомек, что корнями своими они уходят в довольно расхожие представления той эпохи: Враг рода человеческого во главе армии Болезней, Недугов и Напастей осаждает Крепость Телесного и Духовного здоровья. Образ этот имеет собственную, вполне разработанную иконографию — достаточно указать на гравюру Яна Теодора де Бри, одного из самых известных книжных графиков той эпохи, которая использована в этой книге в качестве заставки к Первой триаде
[16].
Следует напомнить, что в английской традиции Смерть традиционно — мужского рода, с ней, как правило, согласуется притяжательное местоимение his [17]. Это порождает особого рода образность, обильно разработанную в английской литературе: начиная от поэмы "Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь"
