[157]; ибо, полагаю, нет нужды говорить, что птицы
Феникс[158] не существует в мире сем
[159]: нет ничего, что существовало бы само по себе, только в своей единичности. Человек, верный
Природе, далек от того, чтобы думать, будто есть в мире что-то, существующее как
единичное, — было бы неразумием полагать, будто сам этот мир —
единственный: каждая
планета, каждая звезда — иной
мир, подобный сему; разум склоняется к тому, чтобы представить себе не только все
множество многоразличных созданий в этом мире, но и
множество миров; так что питающие отвращение к
одиночеству не одиноки, ибо и
Бог, и
Природа, и
Разум сообща восстают против этого. Ныне человек может прельститься и принести
чуме обеты одиночества, ошибочно приняв
заразу за
религию, — он удаляется от мира, затворяется от людей, никому не делает блага, не общается ни с одной живою душою.
Бог оставил нам
два Завета, два
Распоряжения; но разве сказано в них, что путь к святости пролегает через одиночество и воздержание от какого бы то ни было доброго деяния в этом мире? Это не от Бога, это —
приписка к Его
Распоряжению, сделанная чужой рукой
[160], это не
часть Его Заветов, но
вписанное между строк кем-то другим. Лишь
больной ум мог измыслить такое: ведь больного оставляют в
одиночестве лишь тогда, когда болезнь его крайне заразна, — ложе его
подобно могиле — нет —
хуже могилы, ибо хотя и здесь, и там я равно одинок, в моей постели я это
знаю и
чувствую, а
в могиле — не буду; знаю и то, что, покуда лежу на одре болезни, душа моя пребывает в теле, пораженном заразой, в могиле же — освободится.
О Боже мой, Боже, разве оскорбило Сына восклицание Марфы, когда в ответ на слова Его: Брат твой, Лазарь, воскреснет[161], она, сильно скорбевшая об умершем, стала причитать: Знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день[162]? Не ставь же мне в вину, Господи, что вопию к Тебе: ибо Ты благословил и избрал народ Свой, положив ему жить отдельно и между народами не числиться[163] (ибо назначено ему над ними возобладать) и дал народу избранному жить безопасно[164] и не ведать нашествий врагов, что приходят, как саранча, — но ведь и иное сказано Тобой — умолчу ли об этом: Двоим лучше, нежели одному; горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его[165]; но разве иначе с человеком, когда упал он и распростерт на ложе болезни? Праведность бессмертна[166]— мудр был сказавший сие, — однако кто, будучи даже облачен в праведность, равную праведности