Женское счастье | страница 54
К тому же увлечение Курдюмовой у него шло вроде как по инерции, осталось из дотамариного прошлого — полулюбовная-полудружеская страстишка… Конечно, если бы Спирин почувствовал, что его отношения со Светланой грозят его семейному благоденствию, он тут же бы все исправил: ублажил бы Тамару, а любовнице просто и коротко объявил: «Увы, Светик, я женат. Семья есть семья, сама понимаешь. Останемся друзьями. Ну… давай на прощание свою лапку, Светик…» (С женщинами он всегда предпочитал шутливо-любезный слог, но никогда не сюсюкал с ними, не выворачивал им свою душу наизнанку и сам не лез в душу к ним.) Однако Спирин этого не почувствовал и таких слов не произнес…
В первый момент, когда до Спирина дошли вести, что его хочет видеть некий господин из Ясногорска с известной ему фамилией Курдюмов, он воспринял это с некоторым недоумением и досадой. «Эх, Светик, — искренно посочувствовал он своей ученице. — Неужели ты проболталась своему мужу? Осмотрительнее надо быть. А уж если попалась, лисой нужно виться. Подозрения не усугубляют, их заглаживают…»
Спирин не хотел думать о том, что нить из семьи Курдюмовых не только тянется к нему, но и крадется к Тамаре. Позднее причастность Тамары к этой истории утаить не удалось: люди слишком любопытны и дотошны, когда дело доходит до семейных разладиц. Впрочем, все перипетии в семье Курдюмовых Спирина мало интересовали, ему было не до них…
По возвращении из Санкт-Петербурга, из командировки, родной дом встретил Спирина пустотой и неуютом. На столе в комнате он нашел записку Тамары: «Я больше не могу любить тебя, Спирин. После твоего обмана я не смогла сохранить семью. Я беременна от другого. Не ищи меня. Прощай». Рядом с запиской лежало обручальное кольцо Тамары, которое показалось Спирину каким-то очень маленьким и чужим.
…Официантка подала горячее — лангеты с жареным картофелем и зеленью, пожелала приятного аппетита, улыбнулась сухой дежурной улыбкой. Капитан и Спирин выпили еще по рюмке, без тоста и слов, с кивком головы.
После этой рюмки капитана сладко разобрало, все вокруг стало определенно нравиться: некая уютная обтертость ресторанного зала с мутными низкими люстрами, горячая пища на продолговатом стальном блюде с раскроенным начетверо зеленым маринованным помидором, негромкая лирическая песня, звучащая откуда-то из-за квадратных колонн, и сосед, такой какой-то запущенный и печальный, но все же отзывчивый и понятливый в застолье товарищ.