Свидетелем оказался невысокий щуплый парнишка, почти ребёнок.
Подойдя к трону, где восседала царственная чета, он с осторожностью коснулся губами рубинового камня на императорском перстне и выпрямился во весь свой незначительный рост, вопросительно глядя на прокурора.
— Клянётесь говорить правду и только правду? — с ленцой протянул Торн.
— Клянусь, — отозвался юноша.
— Герцог Контарио, — начал прокурор. — Вы были пленником Его Светлости во время осады Флосиды, во время его компании против земель Рэйва?
Гаитэ смутно припоминала, что Контарио были, кажется, вассалами её свирепой и неукротимой матери?
— Да, ваша честь. Он держал меня в казематах замка, на одной воде и хлебе и выпустил оттуда лишь дважды. В первый раз, чтобы допросить под пыткой. Во второй, чтобы отдать на поругание солдатне, когда мой отец отказался изменить вассальной клятве и не сдал вверенные ему укрепления.
Толпа возмущённо зашумела.
Признаться, Гаитэ и сама была потрясена.
Правдивы ли слова юноши? Они вполне могли быть правдой. Сезар не знал пощады к врагам.
— Ходят слухи о том, что казнённых заложников Его Светлость вместо того, чтобы достойно похоронить, отдавал своим придворным скульпторам и художникам для неизвестных целей.
— Слухи не факты, — подал голос адвокат.
— Всё же их достаточно, — не оборачиваясь, отрезал прокурор. — Всем известна нечеловеческая жестокость принца Фальконэ. Сезар Фальконэ был неистов, разоряя герцогство за герцогством, графство за графством, ввергая весь Саркассор в смятение, вселяя в сердца его жителей страх. Его тяга к крови неутолима!
Весёлый, насмешливый, громкий смех прервал эти пафосные, громогласные речи.
Внимание всех обратилось к Сезару, даже и не думавшему опускать глаза:
— Если я так ужасен, как тут живописал этот юнец, у которого на губах молоко не обсохло, — насмешливо провозгласил он, — то объясните мне, господа, почему герцогства, что я завоевал — почему они по сей день остаются верны мне? Почему по первому моему слову готовы восстать против короны? И почему, если я заговорщик и изменщик, я не воспользовался их преданностью, не попытался расколоть империю на части, не начал гражданскую войну?
Гаитэ отметила, как нервно заёрзал на троне Торн, как на его лице заходили желваки, какими гневными, ненавидящими взглядами обменялись братья.
— Мне отвечать ему, ваше величество? — кашлянул свидетель.
— Нет! — отрезал Торн гневно.
— Что ж? — не уверенно промолвил прокурор, переминаясь с ноги на ногу. — К Риаро Контарио больше вопросов нет.
