Как во сне видела она, как Сезар отдаёт шпагу, как с улыбкой протягивает вперёд руки и их сковывают кандалами.
Лететь красиво может каждый, падать красиво — удел избранных. Даже падая, звезда оставляет за собой в небе серебристый свет, призрачный и недолгий, как взметнувшаяся вуаль.
Из последних сил и Гаитэ старалась держать лицо. Не показывать, что на сердце не просто шторм — верховой пожар.
Она нашла в себе силы держаться. Дошла до королевского шатра, вытерпела церемония переодевания, общество фрейлин. Дождалась, пока фрейлины набросили ей на плечи халат и только после этого подозвала одну из доверенных дам:
— Его Величество у себя?
— Могу распорядиться, чтобы узнали?
— Узнай, — кивнула Гаитэ.
Она понимала, что, скорее всего, разговор с мужем ничего не решит.
Сама внезапность удара, похожего на бросок кобры, то, что у неё даже тени подозрения не было на нечто похожее, говорили о том, что Торн хорошо подготовился и решение принято заранее, не спонтанно.
Торн не терпел соперников. Он всегда и во всём желал быть первым. И со своей точки зрения был, возможно, прав. Сезар опасный соперник и вывести такого из игры политически правильный ход.
Только Гаитэ было плевать на политику. На возможные последствия. Она хотела одного — чтобы Сезара освободили! Пусть сошлют в ссылку, пусть даже вышлют из страны, но только бы знать, что его жизни ничего не угрожает!
Это походило на ночной кошмар, когда пытаешься бежать, когда вот-вот спасительная гавань, а ноги и руки застывают и не могут двигаться, словно несчастное насекомое застывшее в смоле.
Гаитэ была готова к тому, что видеться с ней сегодня Торн откажется. Но он разрешил ей прийти.
С первого взгляда стало заметно, что он изрядно навеселе. В глазах жёсткий блеск и этот взгляд, насмешливо, в упор, исподлобья, уже не предвещал ничего хорошего.
— Так и знал, что придёшь просить за моего драгоценного братца. Всё никак не можешь выкинуть его из головы? Все вы, бабы, одинаковы.
— Почему ты велел арестовать его? — холодно спросила Гаитэ, пропустив оскорбления мимо ушей.
— Сама-то как думаешь? — криво усмехнулся Торн и, отсалютовав ей золотым кубком, опрокинул его, разом осушив почти до половины.
— Я не хочу думать. Я хочу знать.
— Изволь, — кивнул Торн. — Он оскорбил моего друга и союзника, поставив Договор, о котором ты же сама столько радела, на грань срыва. Из-за дикой выходки моего драгоценного братца всё, в очередной раз, может перевернуться с ног на голову. Там, где Сезар, там никогда и ничего не бывает просто, хорошо или правильно. Я был вынужден положить конец его безумствам. Ты же сама была там! Ты всё видела. Неужели ты считаешь мои действия неправильными? — с издёвкой протянул Торн. — Но ты можешь не переживать, дорогая. Я буду милостив. Сезара доставят в столицу в карете, ему не придётся идти босиком весь путь. И его будут хорошо кормить в пути. Ты удовлетворена?
