В такси по дороге к Джесси (ехать сейчас к маме у меня не было никаких душевных сил) я продолжала размышлять о словах Люси — точнее, ломала над ними голову. Если уж она несчастна, то что говорить о нас, об остальных? Получается, что нам тогда вообще надеяться не на что? Джесси позвонила со своей медицинской конференции как раз в тот момент, когда я изучала содержимое холодильника: за вычетом спиртного, там было негусто. С одной стороны, мне кусок в горло не лез, с другой — поесть было нужно. «Хочешь, возьми в морозилке фасоль, ее только разогреть надо. И рогалики», — предложила Джесси.
Я поведала ей горестную повесть о Трое.
— Лично меня это не удивляет, — заявила она.
Тогда я рассказала ей о том, что произошло дома у Люси.
— У меня всегда были сомнения в Эдди, — сказала Джесси. — Слишком уж он гладенький и благополучненький. Можно подумать, даже со своего хозяйства пылинки сдувает.
Мне удалось хихикнуть.
— Ну а ты как? — спросила Джесси.
Я уставилась на контейнер с фасолью, которая не вызывала у меня ни малейшего аппетита.
— Знаешь, мне в жизни не было так страшно, — призналась я. — Я ужасно боюсь заводить этого ребенка. Ну посмотри: какая из меня сейчас мамаша? — Я сглотнула комок в горле. — Но еще больше я боюсь того, что это, возможно, мой последний шанс родить.
— Причина недостаточно веская для того, чтобы рожать, — возразила Джесси. — К твоему сведению, когда нам кажется, что время истекает, наши биологические часы ускоряются. Но стоит расслабиться и сказать себе «у меня еще вся жизнь впереди», и они перестают спешить. У тебя еще масса времени, Дейзи. Помни об этом и не пори горячку.
— Да, но если это мой последний шанс? — Я прижала руку к колотящемуся сердцу.
— Ты должна верить, что он не последний.
Я знала, что не буду оставлять ребенка, еще до того как получила от Троя электронное письмо, гласившее: «Если ты оставишь этого ребенка, мы будем ссориться каждый день». И хотя принятие решения далось мне мучительно, я знала, что поступаю правильно и спасаю свое будущее.
Конечно, я хотела ребенка, но, что гораздо важнее, я хотела быть хорошей матерью. Я хотела быть похожей на свою маму: терпеливой, преданной, доброй и мудрой, а не нервозной, эгоистичной и неуверенной в себе и в будущем (именно такой я сейчас себя и ощущала). Честно говоря, я думала, что втаскивать ребенка в мой безумный разваливающийся мир просто нечестно по отношению к этому крошечному существу. А еще — и это, пожалуй, самое важное — я пока что не ощущала и тени животного материнского инстинкта, страстного желания родить. Поэтому доверилась другому инстинкту — самосохранения, а он твердил мне, что сейчас заводить ребенка не время.
