Вспомнилось это в конце жизни. И вышло очень коротко. Даже обидно. Вроде пустяки. Не случись, что случилось, все бы шло своим чередом, и ничего не надо. Но вот произошло то самое, и поляризовалось нечто такое… Будто костяшки домино вдруг сложились самопроизвольно в цепочку странной закономерности. Из пустяков будто, а предначертанность. Тут и прикинешь, что к чему…
Началось это так. Был возле глинобитного дувала глубокий бассейн. Примерно десять на десять метров. Был он глубиной до пяти метров, и вода в нем очень холодная, но чистая. Зеленовато-голубая. Так помнится. Поселковые женщины брали из него воду для хозяйственных нужд.
Бассейн был окантован осклизлым, поросшим зеленью срубом. Тропинка вокруг бассейна была белесоватая и плотно притоптана, с поперечными трещинками, четко обозначенными зеленоватой прозеленью. В тени хранила еще прохладноватую сырость, но на солнце уже прогрелась и своей теплой коркой приятно прилипала к босым ногам…
Я подошел и встал с краю, у самого берега. Смотрю, как ребятишки ныряют и бодро переплывают бассейн взад и вперед. Завидно было. И, как со мною часто бывало потом, ощутил я в себе, будто всегда умел плавать и что стоит только захотеть — я прыгну и поплыву.
Тело мое все более легчало, окрылялось. Мысленно я уже плыл, испытывая преждевременную радость…
Но я медлил. Солнце все более накаляло мои плечи. Я прижимался щеками то к одному, то к другому плечу, ощущая горячесть и запах разогретой солнцем, подрумяненной кожи. Узбекчонок Романчжон, сын хозяйки, у которой наша семья снимала комнату, гортанно крикнул:
— Прыгай!
Не раздумывая, я мигом скинул майку, будто только и ждал его призыва, прыгнул в воду «солдатиком» и стал тонуть. Романчжон прыгал на одной ножке, вытряхивая воду из уха, и скалил белые зубы. Глаза у него были огромные, черные. Лаково блестели.
Я то погружался в воду, то выныривал, отчаянно работал руками и ногами, но ни с места. Обильно глотал и прихватывал легкими противно пресную воду, которая при выныривании срыгивалась, вытекая через рот и нос и оставляя в носоглотке саднящий и тягучий болевой спазм. Но при этом я все же не испытывал страха, напротив — гордость, сознание своей силы, ловкости, уверенности в победе.
Но я тонул. Передо мною вспыхивали то ослепительно белые зубы Романчжона, то его огромные, тронутые слегка беспокойным блеском глаза…
Кумир поселковых мальчишек Мишка Коломацкий случайно проходил мимо, протянул руку и выдернул меня из воды. Романчжон прыгал вокруг меня на одной ножке, стряхивая воду из уха, и кричал:
