— Ты чего, Проня, вареный нонче? Не захворал случаем?
— Да не-ет… Слушай, Ферапонтыч, к примеру, за спасение офицера что дают?
— Какого офицера? Ты что?
— Да вообще…
— Я вот на фронте лейтенанта выручил… Считай, спас… Зато пуля вот здесь сидит… — Ферапонтыч потрогал правое плечо. — Ну, еще Красную Звезду имею… А чего ты вдруг офицеров спасать задумал?
— Да так… Ну, а за адмирала?
— Да ну тебя! Заладил… — Ферапонтыч отошел от него к балансировочному станку и что-то шепнул слесарю Ильенкову.
Тот засмеялся и покосился на Федора.
«И ничего тут нет такого… — подумал Пронин. — Пусть себе падал бы в воду… Спас бы я его — это как пить дать… Федор Пронин спас адмирала! Звучит… «Это кто такой? А-а, это тот самый, что спас командующего?» — «Он самый»… Он самый… Да-а-ах!..»
Федор вздохнул и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.
После работы он зашел в магазин и купил бутылку водки.
Дома было очень тепло и вкусно пахло пирогами с палтусом. Жена Настена вышла навстречу в легком халатике из зеленого цветастого ситчика, мягкая, теплая, пахнущая пряными запахами кухни. Она работает на одном с Федором заводе, покрывает противообрастающими ядовитыми красками корпуса кораблей. Руки у нее большие и грубые от работы.
Настена улыбнулась Федору, но в следующий миг улыбка сошла с ее круглого обветренного лица:
— Ты что, Пронин? Случилось что-нибудь?
В ответ он молча протянул ей бутылку водки и стал переодеваться.
— И водку купил… — Настена посмотрела на него, в глазах заискрилось удивление. — У нас еще та не выпита стоит. Запасаешься? Тоже мне…
Она поставила бутылку на стол и помогла мужу снять робу, от которой пахло сложным запахом керосина, красок, ржавчины — тем сложным и привычным запахом родного завода, с которым они сжились за многие годы накрепко.
— Ты чего? — снова спросила она с малой тревогой в голосе.
— Ничего, Настена… Есть охота…
— А я пироги испекла.
— Чую.
Она пошла на кухню, а Федор — в ванную и долго там мылся, и все не покидало его блаженное состояние странного умиротворения. Он успокоился. Хорошо стало на душе. Вроде внутреннее прозрение наступило. Отчего бы это?
Вышел из ванной распаренный, красный. На сухощавом лице припухло проступили у рта глубокие складки, редкие каштановые волосы непричесанно спутались, а в больших серых, обычно скучноватых глазах блуждало теплое удивление.
Он причесался, сел за стол, выпил стакан водки и основательно, с аппетитом поел. Жена сидела напротив. Глаза ее улыбались.
