— А, вы пришли! Подходите поближе. Знакомьтесь — товарищ Красиков, мой заместитель, — сказал Сапаров несколько второпях.
У зама были налитые кровью глаза и красные веки, будто он только что вылез из бассейна с сильно хлорированной водой.
— У меня от него секретов нет, — улыбнулся Сапаров и тут же посерьезнел: — Положение архиплохое, Юрий Иванович. Я буду предельно откровенен и рассчитываю полностью на ваш такт и, естественно, на желание немедленно и с полной силой включиться в работу.
Мне показалась странной такая прыть с его стороны после месяцев бездействия. Впрочем, я внимательно слушал. Черт возьми, я изголодался по боевому делу!
— Мне пока не удалось во всем разобраться, — продолжал Сапаров, — но похоже, Козис не туда гнет. Понимаете, он бесконтролен. Создал институт в институте. Зачем? Пора его призвать к порядку, и ваша роль тут не последняя. Поясню. Козис человек энергичный и потому достоин уважения. И все же, все же… Он выдает никудышный проект первых очередей. Более того, он поднатужился и успел выдать на-гора технический проект второй очереди Чегерольской атомной электростанции. Согласитесь, энергия завидная, но не уверен я, что этот проект лучше первого. Ваша задача разобраться, поставить точки над «и». С сего числа, — Сапаров глянул на календарь, — вы назначаетесь председателем экспертной комиссии института по атомным электростанциям.
«Ну-ну! — подумал я. — Так вот для чего берегли охламона! На наковальню его, провинциала, и молотом. Вот это ситуация — козисная ситуация».
В душе мгновенно поднялась волна неприязни к такому благополучному и респектабельному Сапарову. Мне вдруг показалось, что на кончике его правильного, прямого и даже красивого носа висит маленькая капелька. Я присмотрелся и понял, что ошибся.
— Проект надо завалить? — тяжело спросил я.
Главный по-девичьи порозовел и отвел глаза.
— Ну зачем вы так! Надо обеспечить его высокое качество и обязательную переработку. Для того и назначается экспертиза. — Он протянул мне руку. — Желаю успеха!
Прощаясь, я заметил, что в лице его тенью мелькнуло едва уловимое чувство досады. Я вышел. Мне было весело. Сапаров определенно добрый дядя. Я нервно хихикнул. Потер вспотевшие вдруг руки.
«Ну, дорогой, — сказал я себе, — отступать некуда. Москва слезам не верит».
2
Я чувствовал себя, как, наверное, чувствует ловец жемчуга, вынырнув с десятиметровой глубины. Не сразу я отдышался. Веселенькое дело! Пресс, конечно же явный пресс. Вот-вот по башке жахнет. Но пока что ничего, денек еще можно жить по-человечески. Бедный Козис ничего не подозревает. А ведь и ему больше коврижку не жевать, ясное дело. А ясное ли? За Козисом — стена людей. В огромном, трехтысячном коллективе этого проектного концерна я был как иголка в стоге сена. Я практически никого не знал, меня тоже. Да ведь так и лучше! Никаких личных отношений нет, не будет упреков и обид.
