В такой миленькой обстановке мы и встретились. Сапаров особенно не скрывал причин, по которым я ему понадобился.
— Знающие атомщики ныне в ба-а-альшущем дефиците! — сказал он улыбаясь и твердо обещал прописку и квартиру в Москве. Тогда же многозначительно подчеркнул, что возможности по прописке у них весьма ограниченны, только за счет каких-то внутренних резервов и в строго индивидуальном порядке…
Что ж, для меня это был в некотором роде шанс. Двадцать лет по медвежьим углам — обрыдло. Осесть в большом городе, пообщаться со светлыми умами. Опять же — театры, музеи, солидные библиотеки, каких в мире не сыщешь. Москва — награда за труды. А что?! И вдруг предлагают синюю птицу в руки, предлагают в столице жить и работать. Я дал согласие. И был спокоен — не за красивые глаза заметили. Почти все работающие в стране АЭС так или иначе прошли через мои руки. Одни я эксплуатировал, на других вел ремонт, модернизацию и наладку, на третьих проводил эксперименты и испытания. Знал сильные и слабые стороны технологических схем, имел в «активе» сто пятьдесят рентген облучения — три предельные нормы — и отлично представлял степень надежности и опасности атомной электростанции для персонала и окружающей, так сказать, флоры и фауны. Опыт — это много или мало? И то и другое. Почему много — понятно, а почему же мало? Да, я точно знаю, как не надо строить АЭС, но чтобы реализовать знание, нужны: во-первых, власть, во-вторых, авторитет, в-третьих (скорее — во-первых), тебя должны слушать те, кто решает — быть или не быть.
Имел я время порассуждать, подискутировать с самим собой: полгода числился формально на должности главного консультанта, с которым почему-то никто особенно не консультировался. Я догадывался, что меня приготовили в качестве затычки, но время еще не подоспело. Столкнулись две антиномии, одна другую полностью исключает. Нужна щель, чтобы «вклиниться» в действующую организацию и навязать ей свою логику. Похоже, это понимал и Сапаров и ждал случая.
Телефонный звонок Лидии Яковлевны означал, что случай, видимо, нашелся. Слава богу! То был первый вызов главного инженера после того, как я временно прописался и получил общежитие.
Когда я вошел, Сапаров нервно мерил шагами кабинет и что-то говорил одному из своих заместителей. Был он сутуловат, голова слегка клонилась вперед. «Признак нахрапистости», — подумал я. Расхаживая по кабинету, смотрел себе под ноги и быстро, нервно, сбиваясь, говорил. Дорогие туфли тонкой кожи, костюм, отлично отформованный жесткий на вид, без привычных складок, бывающих после долгой носки. «Солидно дядя одет, — подумал я, — по чину». Сам же он, похоже, был узок в костях, хотя и не без некоторой упитанности. Глаза в глубоких глазницах, постоянно в прищуре, отчего кажутся подслеповатыми. Я встал у двери и притих. Неожиданно он заметил меня.
