– Что мне известно и так.
Он снова едва заметно улыбнулся.
– Ясно, – сказал он. – Прости меня. Неделя выдалась очень трудной, моя коронация всего через два дня, и я много работаю… Констанс, я не знаю, как лучше поступить – оставить между нами все, как есть, или попытаться… исправить положение, – продолжал Кадар в более привычной для себя сдержанной манере. – Если хочешь, чтобы я сейчас ушел, так и скажи.
– Нет, не уходи! – выпалила Констанс, не думая. – Я ужасно скучала по твоему обществу! Не хочу терять нечто драгоценное из-за глупости – навязчивой страсти, которая нас связывает.
– Некоторые сказали бы: единственный способ унять зуд – почесать зудящее место хотя бы раз, – с кривой улыбкой ответил Кадар.
– Не скрою, я как раз собиралась предложить такой способ!
Он рассмеялся.
– Признаюсь, я тоже, но сомневаюсь, что нам с тобой хватит одного раза.
Констанс успела прийти к тому же выводу. Поняв, что они снова забрели на очень опасную территорию, она, однако, благоразумно промолчала. Пауза затянулась.
– Так расскажи, – в виде исключения Кадар заговорил первым, – почему ты решила, что не выйдешь за своего богача из Индии?
Констанс всплеснула руками:
– На то есть много причин, но главная заключается в том, что я вообще ни за кого не хочу выходить замуж.
– Потому что брак – это тюрьма.
– Неужели я так говорила? Да, тюрьма… для женщины. Я всегда это знала и не собиралась выходить замуж, но я никогда… до тех пор, пока меня не выбросило на маримонский берег… я никогда всерьез не задумывалась о том, что у меня есть другой выход продемонстрировать отцу свою признательность. Меня изменило пребывание здесь, то, что я попробовала вкус настоящей свободы.
– Когда я впервые увидел тебя, у меня возникло странное чувство: захотелось тебя освободить, – задумчиво проговорил Кадар. – Я почти ничего о тебе не знал, но у меня было явственное желание сбросить с тебя цепи долга… – Он осекся и покраснел. – Обычно у меня не возникает таких странных мыслей.
– И все же именно благодаря тебе я поняла, что я сильнее, чем думала, и ты помог мне увидеть, что мне надоело – очень надоело, – когда меня используют. Не только папа, но и мама тоже… по-своему.
– Констанс…
– Нет, я не обижалась на нее, – всхлипнула она. – А если и обижалась, то совсем немножко. Я думала… я убеждала себя в том, что она меня любит. Не сомневаюсь, так и есть, она любит меня по-своему, но этого недостаточно, Кадар. – Она заправила за ухо прядь волос и посмотрела на Ка-дара в упор. – Я бы ни за что не заставила… не шантажировала… не убеждала… я бы не уговаривала человека, которого я люблю, сделать что-то, что, как мне точно известно, идет вразрез с его самыми заветными желаниями, а ведь именно так она со мной и поступала.
