(Кошелёк?) «…Сев у стены и накрывшись тяжёлым трупом, Кременецкий лихорадочно запустил руку в другой его брючный карман, потом во все три кармана верхней одежды, потом в карман ещё одного пиджака, оказавшегося под верхним… В этом кармане оказался пистолет…»
(Два пиджака… на ком-то одном, пьяном?)
«…— Покойник жив! Покойник, стой, мы пошутили!
Кременецкий выстрелит туда, откуда исходил голос. Звук у пистолета с глушителем был тихий, но вслед за этим воздух в доме разорвал такой визг, что у Кременецкого, готового, казалось, уже ко всему, всё содрогнулось внутри. Ломая деревянное ограждение, ещё одно тело грохнулось вниз.
— Сейчас я тебя, гад, всего изжарю!
— Не тот баллон, дурень, стой!..
Грохнуло так, что заложило уши. Взрывом из комнаты вынесло шкаф… и «высшего», который на нём сидел…»
(Что? Но… да!)
«…В пасмурное, показавшееся рядом с ослепительной вспышкой совершенно чёрным небо полетели обломки размётанной взрывом крыши и какие-то предметы, хранившиеся на чердаке. Взрывная волна толкнула труп «высшего» с такой силой, что наверняка впечатала бы Кременецкого в стену, не успей он напрячь руки, но и так он ощутил мгновенную тошноту, как будто ему выворачивало внутренности. В стену где-то сбоку ударил целый дождь осколков, она затрещала, и в дом ворвался свежий сырой ветер. Только тут Кременецкий ощутил, что быстро разгорающийся пожар почти превратил дом в газовую камеру… Уже после всего этого, происшедшего в одно мгновение, со двора донёсся треск рухнувшего на пристройку шкафа, глухой стук падающих из него книг (ли? Чтобы там — книги?) — и стена, в которую упирался спиной Кременецкий, стала зловеще крениться назад, и так же зловеще стало провисать перекрытие между этажами. Куда девалась стена, отделявшая верхнюю комнату от площадки второго этажа, Кременецкий не заметил…»
(Но — «копия» виртуального взрыва интерната на Фархелеме! Вплоть до слов о «газовой камере»!)
«…Подобрав вместилище универсального товара, Кременецкий сунул его вместе с часами в нагрудный карман, а пистолет — в другой, раздвинул руками щель между стенами, бросился к сараю. Сзади посыпались кирпичи. В слабых отблесках пламени он уже не увидел пристройки. Посреди двора стояла одна стена — к счастью, та самая, у которой оставался неповреждённый индивидуальный движитель…»
(Хотя — раньше уже было: «мопед»!)
«…Рядом в груде сломанных вещей, хранившихся в пристройке…» (сарае?) «…лежали перекосившиеся секции шкафа и отдельные книги… Из-под них торчала рука очередного трупа. Голова ещё одного валялась поодаль.
