— Вставай, дядя. Хватит, я думаю. И учти. Я разговариваю так не потому, что ненавижу или презираю тебя или еще кого-то. Я так говорю, потому, что больше всего я ненавижу и презираю сам себя, — белый повернулся к негру спиной и шагнул в лодку.
— Странный ты, мужик, — просипел Самюэль, когда связки его дали ему возможность хоть что-то выдавить. — Ты теперь скажешь, что ты парень без спецподготовки, да?
— Какая спецподготовка, блядь, начало — это классика уличной драки, «обманка» для лохов, а дальше — простейший захват. Ты купился на первое, сработало и второе. Вот и все, — белый закурил, глядя на небо.
— Говорят, сегодня тут опять стреляли, — неопределенно молвил Самюэль, глядя на белого.
— Да ладно. Такой благополучный район, — поразился тот, если можно представить себе пораженное наплевательство. Свои слова он сопроводил следующими действиями — вытащил из сумки свое чудовищное оружие, переломил, выкинул за борт стреляную гильзу, кинул в ствол патрон, закрыл ружье и убрал его в сумку, посмотрел куда-то вбок. Самюэль тяжело вздохнул, закуривая.
Стреляли. Ишь. Так уж и «стреляли». Стрелял он один, если что. Когда шел он в направлении причала, возник на его пути некий негр, одетый отчего-то в легкий костюм, уместный тут так же, как, например, он сам — белый в районе черных.
— Слушай, «снежок», есть разговор, — начал тот обычной негритянской скороговоркой.
— Воспитанные люди говорят: «Вы». Так что слушаю вас, ниггер, — отвечал белый. Негр оторопел.
— Как ты меня назвал?
— А ты как меня назвал?
— «Снежок»!
— А я тебя — «ниггер». Что не так?
— А ты знаешь, что это значит?
— А ты?
— «Снежок» — значит «белый», твою мать!
— А «ниггер» значит «негр», твою мать, раз уж мы на «ты», — отвечал тот.
— Это оскорбительное название, «снежок», — зловеще сказал негр в костюме.
— А «снежок» — это, конечно, почтительное обращение к незнакомому человеку?
— К белому — да.
— Ну, тогда и к черному — тоже. Я «снежок», ты «ниггер». «Снежок» — белый, «ниггер» — негр. Если ты китаец, то пора принимать ванну со скипидаром, — белый торопился, да еще и был зол с утра, как пес.
— Так. Кажется, спрашивать, ты ли тот белый мудак, что напряг братьев на бабло, глупо, — заключил негр, и рука его нырнула под пиджак, куда-то за спину — жара заставляла носить пиджак расстегнутым.
Разумеется, никто ничего не видел, как всегда. Но сказать, что никто ничего не слышал — так соврать не смогли бы даже тут. Жуткий грохот разорвал тишину и негр в костюме, проломив чью-то чахлую изгородь, рухнул спиной в какой-то многовековой бурьян.
