– Какое облегчение, Кордт! – воскликнул Франсуа-Понсе, продолжая сжимать ладонь Кордта. – Величайшее облегчение! Я был с фюрером за несколько минут до его разговора с Аттолико. Когда он вернулся в комнату, то сказал буквально следующее: «Передайте своему правительству, что я отложил мобилизацию на двадцать четыре часа, пойдя навстречу пожеланию моего дорогого итальянского союзника». Только представьте: если бы коммунисты перерезали телефонную линию между Римом и Берлином этим утром, мы уже сейчас могли бы воевать! А вместо этого… – тут он обвел рукой комнату, – у нас еще остается шанс.
– Воистину это большое облегчение, ваше превосходительство, – ответил Кордт с легким поклоном.
В дверях появилась фрау Винтер:
– Статс-секретарь ждет вас.
Проходя мимо, Хартманн уловил ее аромат.
– Увидимся в Мюнхене, – крикнул им вслед Хендерсон. – Мы еще не закончили с этим делом.
На столе у Вайцзеккера стояла открытая бутылка шампанского. Он не стал утруждать себя гитлеровским приветствием.
– Господа, давайте прикончим эту бутылку.
Мастерски, не пролив ни капли, статс-секретарь наполнил три бокала, подвинул два Кордту и Хартманну и поднял свой.
– Как я сказал послам, тоста не предлагаю: не хочу искушать судьбу. Давайте просто насладимся моментом.
Пауль вежливо отхлебнул. На его вкус, шипучее вино было слишком сладким и игристым, похожим на ситро.
– Прошу, располагайтесь. – Вайцзеккер указал на софу и два кресла.
Его темно-синий полосатый костюм был скроен элегантно. Значок со свастикой в петлице играл в лучах закатного солнца, косо падающих через высокое окно. Барон только в этом году вступил в партию. Теперь он имел почетное звание в СС и был одним из крупнейших немецких дипломатов. Если Вайцзеккер и продал свою душу, то по крайней мере не продешевил.
– Чем могу помочь, господа?
– Я осмелюсь предложить, чтобы присутствующий здесь Хартманн был включен в нашу делегацию на завтрашней конференции, – сказал Кордт.
– Почему вы просите меня? Подойдите к министру, вы ведь работаете в его конторе.
– При всем уважении к министру, в большинстве подобных случаев он машинально отвечает «нет», пока его не удается убедить в обратном, а в настоящий момент для привычного процесса уговоров нет времени.
– А почему так важно, чтобы Хартманн поехал в Мюнхен?
– Помимо его безупречного английского, который и сам по себе способен пригодиться, мы предполагаем, что у него есть возможность установить потенциально важные контакты в штате сотрудников Чемберлена.
