– В самом деле? – Вайцзеккер с интересом воззрился на Хартманна. – Кого вы там знаете?
– Это дипломат, ныне состоящий в числе личных секретарей Чемберлена, – ответил Пауль.
– Как вы с ним познакомились?
– Вместе учились в Оксфорде.
– Он симпатизирует новой Германии?
– Сомневаюсь.
– Значит, враждебен ей?
– Я склонен полагать, что он разделяет убеждения большинства англичан своего класса.
– Это может означать все, что угодно. – Вайцзеккер повернулся к Кордту. – Почему вы уверены, что он хотя бы будет в Мюнхене?
– Мы не уверены. Полковник Остер из абвера старается это организовать.
– А-а-а, полковник Остер. – Статс-секретарь медленно кивнул. – Теперь я понимаю, какого рода этот контакт.
Он налил себе остатки шампанского и неспешно допил. Хартманн смотрел на его колыхающееся адамово яблоко, гладко выбритые розовые щеки, на серебристые седые волосы, схожие оттенком с новеньким партийным значком. И чувствовал, как к горлу комом подкатывает презрение. Он бы предпочел иметь дело с каким-нибудь коричневорубашечником с переломанным носом, чем с этим лицемером.
Барон поставил пустой бокал на стол.
– Вам следует быть поосторожнее с этим полковником Остером. Можете даже передать ему предупреждение от меня: его деятельность не проходит совершенно незамеченной. До сих пор существовала некая терпимость к многообразию взглядов, при условии соблюдения известных норм, но чутье подсказывает мне, что скоро все изменится. Национал-социализм вступает в новую, более жесткую фазу.
Он нагнулся, пошарил под столом и нажал на кнопку. Дверь открылась.
– Фрау Винтер, будьте любезны внести фамилию герра фон Хартманна в список аккредитованных членов завтрашней конференции. Запишите его переводчиком, ассистентом доктора Шмидта.
– Слушаюсь.
Она вышла. Кордт поймал взгляд Хартманна и кивнул. Оба встали.
– Благодарим вас, статс-секретарь.
– Да, – добавил Пауль. – Спасибо. – Он немного помедлил. – Могу я задать вопрос, герр барон?
– Какой?
– Не могу понять, почему фюрер передумал. Как вы полагаете, он на самом деле планировал вторжение или все это время блефовал?
– О, он безусловно собирался предпринять вторжение.
– Тогда почему свернул его?
– Кто скажет? Никто на самом деле не знает, что у него на уме. Подозреваю, в итоге он понял, что Чемберлен лишил его повода к войне: вмешательство Муссолини в этом смысле сыграло решающую роль. Геббельс прекрасно изложил все это за обедом, хотя сам лично потворствовал вторжению: «Никто не начинает мировую войну из-за пустяков». Ошибка фюрера в том, что он составил список конкретных требований. Поскольку по большей части они были удовлетворены, у него оказались связаны руки. Как мне кажется, в следующий раз он не повторит подобной ошибки.
