– Мне очень жаль, но нет. Быть может, по возвращении, при согласии моего источника, я вам все покажу. Но пока, ради вашей собственной безопасности, так же как и его, лучше вам не знать.
Снова воцарилось молчание.
– Если мы намерены сделать попытку, не стоит терять времени, – сказал наконец Остер. – Я возвращаюсь на Тирпицуфер[16] и попробую установить контакт с британцами. Эрих, вы сумеете отправить Хартманна на конференцию?
– Не уверен. Но попробую.
– Не могли бы вы поговорить с Риббентропом?
– Господи, только не это! Это последний человек, к которому я обращусь. Он сразу проникнется подозрениями. Если на кого уповать, так это на Вайцзеккера. Ему нравится угождать и нашим и вашим. Пойду и поговорю с ним. – Он повернулся к Паулю. – Вам тоже лучше идти.
– Наверное, нам стоит выходить порознь, – предположил Остер.
– Нет, – возразил Кордт. – Помните: мы всего лишь проводим неофициальное межведомственное совещание. Будет более естественно, если мы выйдем все вместе.
У двери Остер увлек Хартманна в сторону.
– При вас имеется оружие, как я полагаю? – спросил он вполголоса, чтобы остальные не слышали. – Мне нужно вернуть его в арсенал абвера.
– Если не возражаете, – ответил Пауль, не опустив взгляда, – я предпочел бы оставить пистолет при себе.
Хартманн и Кордт вместе вышли из здания и в молчании пересекли Вильгельмштрассе, направляясь в Министерство иностранных дел. Сияло солнце, ощутимая легкость была разлита в воздухе. Она читалась на лицах сотрудников правительственных учреждений, идущих домой после рабочего дня. Люди даже смеялись. Впервые с тех пор, как две с лишним недели назад разразился чехословацкий кризис, Хартманн наблюдал на улицах столь естественное поведение.
Во внешнем кабинете статс-секретаря все три секретарши, включая фрау Винтер, склонились над своими машинками. Чтобы перекрыть производимый ими шум, Кордту пришлось повысить голос:
– Нам нужно зайти к барону фон Вайцзеккеру.
Фрау Винтер подняла голову:
– У него английский и французский послы.
– И тем не менее, фрау Винтер, дело неотложное, – сказал Кордт.
Женщина посмотрела на Хартманна. Лицо ее хранило выражение полного безразличия. Пауль восхищался ее самообладанием. Ему вдруг представилось, как она нагая лежит в постели и ждет его: длинные белые ноги, налитая грудь, отвердевшие соски…
– Хорошо.
Винтер легонько постучалась в дверь внутреннего кабинета и вошла. До Хартманна донесся звон бокалов, голоса, смех. Меньше чем через минуту появился сэр Невил Хендерсон с алой гвоздикой в петлице, а за ним – Франсуа-Понсе. У французского посла были черные усики, закрученные кверху. Вид у него был щегольской, фатоватый, как у актера из «Комеди Франсез». Поговаривали, что это был единственный из дипломатов, который на самом деле нравился Гитлеру. Послы вежливо кивнули Хартманну, затем обменялись рукопожатием с Кордтом.
