— Это не та, когда мы с ним за поварихой подглядывали?
— Так чем тогда все закончилось?
— А, ты, до какого момента помнишь?
— Судя по всему, до самого интересного. Вы смотрели в дверную щель на двоих спящих там.
— Я тебя разочарую, мой юный друг. Эта часть рассказа является плодом твоего воображения. Когда мы прибежали туда, все уже закончилось, даже не начавшись. Эти двое, заблевали все вокруг, и поддерживая друг друга, удалились в основной корпус столовки, где, наверное стали умываться, пить воду и приводить себя в порядок. И как раз, когда они, так сказать, фонтанировали рвотными массами, мы с Бартеломью и видели. А вот звал я его, для того, что бы вдвоем посмотреть за этой влюбленной парочкой. У них только-только все начиналось, и я побив все мировые рекорды, буквально слетал, и притащил нашего очкарика, от того, что одному жить с «таким знанием» невозможно. Но как только он появился, а завхоз, между прочим, в тот момент уже лез к Поле под юбку, ее накрыл вертолетный полк. Она оросила своего кавалера с ног до головы, он пытался закрываться руками, но безуспешно. Такой атаки не выдержал и его желудок, и словно бахчисарайский фонтан, вылился ей на ноги. Потом она хохотала, как припадочная, а он бормотал какие-то ругательства, и вместе с ней, шатаясь на скользком полу, удалились из нашего поля зрения.
— М-да! — только и мог выдавить из себя слушатель. — Моя версия интереснее была.
— Уж не знаю, что ты там себе нафантазировал, но поверю на слово. Лучше, значит лучше. Твой ход! — напомнил гостю про замершую партию повеселевший Максимильен.
— А что за болезнь-то, про которую мне должны были рассказать?
— За этой историей, тебе, мой милый друг, придется еще раз к Барти съездить. Только выспись, как следует, а то приснится еще что-нибудь, не по тексту, а ты наивный будешь думать, что так и было на самом деле.
— Ой, совсем забыл! Мне же велено вам посылку передать. — Бимен поднялся с кресла. — Она в машине. Я быстро. Туда и обратно.
— Там открыто! Дорогу вспомнишь? — прозвучало вдогонку взбирающемуся по ступенькам пчеловоду-грибнику. Который не много притормозил на обратном пути, что бы хоть чуточку подольше посмотреть на картины.
— Вот, это вам! — сказал гонец, протягивая конверт с фотоснимком.
— Что это? — выразил недоумение художник. — Я думал, ты мне ведро груш привез. — Максимильен заглянул в конверт. Напускное веселье мгновенно растаяло, мускул на лице дрогнул, губы сжались, превратившись в тонкую кривую линию. Он медленно, даже нет, не медленно, а тяжело поднялся с кресла, пустой конверт скользнул на пол. Художник отвернулся от стола, и, не проронив ни слова, зашагал к импровизированному бару, где не отрывая глаз от фотографии, свободной рукой достал бокал, и наполнил его той самой темной жидкостью, которую добавлял в чай. Потом, так же молча сел обратно, все еще держа снимок перед собой, и продолжая смотреть в него. Секунду спустя осушил бокал двумя глотками, закрыл глаза, и положив фотографию на стол, откинулся в кресле.
