Отец ложился на спину и закрывал глаза. Жаркий ветер дул в лицо. И отец забывал, что ему уже немало лет, что щеки стали впалыми, а лоб изрезали мелкие морщинки. Мир был таким, как и прежде — когда ему было двенадцать.
Подросток с загорелой спиной. Худой, беззаботный. Как тростник на ветру. Мать Наталья лупила его за то, что привязывал кошке к хвосту ржавые консервные банки, за то, что остриг волосы сестре Валентине, когда та спала. Мать только и делала, что лупила. А ему хоть бы что. Улыбается — вместо рытвин на щеках ямочки, зеленые глаза беспокойно блестят. «Пустышка ты, Леонид, ничего из тебя путевого не выйдет», — говорила мать. Он и впрямь был пустой, как губка, — губке не важно, что впитывать. Поехал учиться в техникум и думал: захочу — стану поэтом, захочу — председателем колхоза, а захочу — пропойцей. В Городе на Волге, где жил в студенческом общежитии, он увидел настоящую жизнь, свободную. Был он легкий и красивый, как праздник, — Ленька Кузнецов. Но это давным-давно было. В те времена сестра еще не увезла мать в далекий Киев, а жила с ней в деревне под Оренбургом.
— Проснись, папка! — трясла я его. Поплавок прыгал в воде, как блоха, — поклевка была знатная. Отец вскочил, потянул удочку — и вытащил леща.
В городе отец промышлял мелким ремонтом. За работу ему давали водку или вещи, которые он выменивал на водку.
В жаркий день отец выходил во двор, усаживался на скамейку рядом с безмозглым стариком, который и зимой, и летом был в пальто, и начинал разговор издалека:
— Обижают тебя, дед?
Старик лукаво смотрел вдаль маленькими глазками и улыбался своим личным мыслям.
— Эт-самое, дед, а тебе твое пальто нужно? — в лоб интересовался отец. Пальто можно было загнать за три «рояля». Было оно все равно без пуговиц и не могло скрыть тот факт, что дед забывал носить под ним одежду. А раз так, то зачем оно старику?
Старик все молчал. Отец вздыхал, прощаясь с идеей выручить три «рояля» за пальто, и шел к мужикам, что играли во дворе в домино.
— Мужики, скооперируемся? — спрашивал он.
Иногда они кооперировались, а иногда нет. И тогда отец отправлялся искать сантехника Свищенко. Вместе они шли к продовольственному магазину на Марии Авейде, стояли у входа и интересовались у прохожих: «Третьим будешь?».
Когда отцу требовалось выпить, он становился чертовски изобретателен. Отправлялся в парк и рассказывал людям про себя жалостливые легенды. Находились те, кто верил, и угощал его выпивкой. На жертв своего мошенничества отец порой натыкался на улице.
