Даже чердак дома Хаима, со всеми его темными, таинственно уютными уголками, и тот обстоятельно обследован Пенеком.
Ему точно известно, что именно хранится у Цирель на чердаке. Там, в прохладном пыльном сумраке, покоится несколько мешков, доверху набитых книгами, — они валяются вместе с поломанной мебелью и разной рухлядью.
Книги эти не нужны ни Цирель, ни Хаиму. Они остались после смерти младшего брата Хаима — он надеялся их продать, но покупатель не нашелся.
Пенек однажды прокрался к этим мешкам с книгами, вытащил одну из них, толстую, тяжелую, запыленную, — они, за малым исключением, все такие, — раскрыл ее и удивился: книга на древнееврейском языке, точно библия! У слухового оконца на чердаке Пенек разобрал на заглавном листе:
«Haschacher».
Пенек знал еще из хедера, что «Haschacher» означает «утренняя звезда». Но как «утренняя звезда» попала к Цирель на чердак, да еще, вдобавок, в пыльный мешок?
К этим книжкам Пенек все же проникся тайным сочувствием. Было что-то общее в его судьбе с судьбою этих книг. Пенека содержат на кухне — книги запрятаны на чердаке. Пенек стал время от времени навещать их пыльное убежище.
Пенек всегда прислушивается ко всяким разговорам в доме Цирель. Теперь, во время болезни Хаима, он к ним особенно чуток.
Больного Хаима вместе с постелью перенесли в комнату с кирпичным полом, где обычно семья обедала, — там просторнее. Цирель не отходит от больного и поминутно тяжко вздыхает, — это она готовится, в случае смерти Хаима, не ударить лицом в грязь.
В прохладном коридорчике, где стоит столик, покрытый старой истрепанной клеенкой, Пенек подслушал разговор между Цирель и Леей. Они говорили о больном. Надтреснутым голосом Лея глухо сказала:
— Не нравится он мне… выглядит неважно… Видать, болен не на шутку!
Цирель заломила руки, сердито повела бровями и сипло проворчала:
— Вот горе, несчастье! Сказывают, тиф у него… Лечить надо… Без ведома отца деньги его расходуем! А тут еще и сам отец заболел… Страх берет, как бы он часом о Хаиме не узнал…
Лея неожиданно оглянулась и заметила Пенека.
— Конечно, — пожаловалась она, — он тут как тут…
— Нигде от него не укроешься. Послушай, Пенек, о болезни Хаима отцу не смей и заикнуться. Ни звука! Понял?
Пенеку страсть как интересно наблюдать весь этот запутанный узел.
С одной стороны — больной отец, с другой стороны — больной Хаим. Отец не должен знать о болезни Хаима, а Хаим не должен знать о болезни отца. Но вот интересно: что случится, если отец узнает о болезни Хаима, а Хаим — о болезни отца?
