Двери и калитки избушек открыты. Из каждой двери, куда заглядывает Пенек, несет одним и тем же зловонным запахом, будто дышит рот Рахмиела.
Пенек стоит у речки и видит: напротив — три кузницы. Там подковывают лошадей, обтягивают колеса железом. Стоит дым и чад от скверного угля. Внутри кузницы дым и чад еще гуще. В полумраке снуют взад и вперед какие-то странные торопливые существа. Засученные рукава мелькают то здесь, то там. Раскаленное железо мчится как бы по воздуху к наковальне. Молотки звенят и стучат в загадочно-радостном ритме, яростно набрасываясь на беззвучно пламенеющий металл. Искры падают на передники, руки, лица, но все спешат, не чувствуют боли от сверкающих брызг и ни слова не произносят. Все три кузнеца — три брата — уж давно оглохли от непрерывных гулких ударов молота. Друг друга они не слышат и разговаривают одними губами или же гнусавят — носы у них полны копоти и дыма.
По субботам они, как и все прихожане, плетутся в синагогу, но там не молятся, а беспрерывно дремлют.
— Вставайте! — кричат им со всех сторон. — Началась главная молитва!
Тогда, осматриваясь недоверчиво, они чуть прикрывают сонные рты — не знают, то ли над ними пошутили, то ли это всерьез.
Их младший брат, девяти лет, круглый сирота, раздувает мехи в средней кузнице. С ним у Пенека давнишнее знакомство. Как-то за семишник он дал Пенеку покачать мехи в кузнице. Сейчас Пенек вновь вступает с ним в переговоры:
— Дай покачать… в долг…
Мальчишка угрюмо отвечает:
— Кукиш с маслом!
Он вымазан в саже гораздо больше, чем его старшие братья, и для важности, подобно им, говорит в нос, ибо твердо уверен, что солидные люди именно так должны разговаривать.
С минуту Пенек стоит в кузнице и пробует украдкой добиться своего. Осторожно касаясь рукоятки кузнечных мехов, он незаметно пытается вместе с мальчиком двигать ее вверх-вниз. Но мальчик тотчас замечает уловку Пенека и отталкивает его локтем. Глаза мальчишки неожиданно темнеют, становятся чернее измазанного лица, сверкают молнией.
— Убирайся отсюда! Не то по загривку получишь!
Уйти Пенеку стыдно. С минуту он не двигается, переминается с ноги на ногу, смотрит, как на раскаленное железо вновь обрушился град ударов молота. Неожиданно Пенек замечает: в кузнице над ним потешаются. Смеются все, даже взрослые, даже немые мехи раздуваются, словно от улыбки.
Никто не произносит ни единого слова, у кузнецов едва хватает времени, чтобы кинуть на него мимолетный взгляд. Однако все безмолвно смеются. Тогда Пенек удивленно озирается: оказывается, искра подпалила ему штанишки, прожгла дыру, и притом на самом неприятном месте.
