— Нравится?
Ксюша жила театром. Дышала им и задыхалась без него. Без театра она тускнела, пыл души угасал, блекло лицо, глаза становились сумрачными. Ей становилось одиноко, она, как деревце на отшибе в лесу в осеннюю пору, жухла, и это видно было издалека. Если нет репетиции, нет спектакля, пусть это случалось редко, если приходит день отгула за переработку, она бежала в театр и торчала там целый день просто так. Запиралась у себя в гримуборной, читала, вела дневник. Могла бродить по мастерским, кому-то помогать, подшить чего-то, подклеить, раскроить лоскутки для искусственных цветов. В костюмерной подолгу рылась в женском гардеробе. Что-то примеряла, приглядывалась к платьям разных фасонов, стилей, эпох, напяливала на себя шляпки, ушанки, чепчики. Сидела на репетициях, смотрела, как работают другие. И становилась вновь сама собой, естественной. Живой Ксюшей.
На третий год работы в театре комсомольская молодежь избрала ее комсоргом. Шинкарева, таким образом, как бы приблизилась к руководству.
И неожиданно окунулась в неприглядную прозу жизни.
Началось с мелочи. Подшефный колхоз обратился в комитет комсомола: мобилизуйте, если можно, молодежь на уборку картофеля. Осень дождливая, копать приходится вручную, нужна дополнительная рабочая сила. Шинкаревой позвонили из райкома комсомола: ходатайство надо поддержать. Комитет комсомола в спешном порядке обсудил. Поддержали. Ксюша загорелась. С каждым, кто был включен в список, поговорила в отдельности. Все — за. Колхоз обещал каждому оплатить на трудодни картошкой, пусть только захватят, мол, мешки. И лопаты. Но лопат ни у кого не оказалось.
Шинкарева пошла к начхозу театра.
— Михаил Александрович, лопаты есть?
— Есть, но без черенков.
— Надо заготовить.
— Сколько?
— Тридцать штук.
— Пиши заявку.
Ксюша написала.
— Теперь к Шворину на подпись.
Шворин, заместитель директора по хозяйству, уехал на фабрику. Ксюша ждала его до полудня, он не вернулся. Зашла к директору.
— Петр Степанович, подпишите.
Петр Степанович подписал. Начхоз потребовал печать. Побежала к делопроизводителю. Делопроизводитель болен, ключи от сейфа у кассирши. Кассирша в банке. Дождалась. Было уже пять часов вечера.
Начхоз положил бумагу в стол.
— Теперь ступай к начальнику производственных цехов — пусть дает распоряжение столярному цеху изготовить черенки.
Пошла к начпроизводства, тот сделал большие глаза.
— Сколько? Тридцать? Так это ж делов на целый день, а у нас запарка.
