У Дона Великого | страница 26



— Ежели человеку высекут зад, умнеет не зад, а башка. А, мурза?

Кругом засмеялись. Бегич понял, что он прощен. Но у Мамая за плечами был немалый опыт повелителя. Ведь поражение на Воже все-таки произошло, и богатая добыча, на которую уже нацелились знатные нахлебники, ускользнула. Кому же, как не ему, надо было это исправить. Он сделал легкое движение.

— Внимание и повиновение! — тотчас же воскликнул Хазмат. Все стихли.

Мамай неожиданно пружинисто вскинулся с трона и высоко поднял свой арапник. Он сразу преобразился. Среднего роста, уже несколько тучноватый, немного суетливый, с резкими движениями и зорким взглядом, он вдруг стал как будто значительно выше, величественнее, от него повеяло могуществом. Его подвижность превратилась в стремительность, резкость — в уверенность и властную непререкаемость. Улыбка мгновенно исчезла с лица, оно стало хищным и злобным. Мамай знал, что воины любили в нем это преображение: оно всегда заражало их воинственным духом.

Громко и жестко он крикнул:

— Русов я проучу сам! — и рассек воздух рукоятью арапника. — Немедля! Теперь же! Я привезу ту добычу, какую ты, мурза, не сумел взять!

Придворные одобрительно зашумели. Мамай предстал перед ними в том обличье, которое больше всего было им по душе. Именно за это его терпели, восхваляли, возвышали…

Мамай осуществил свою угрозу, но далеко не так, как ему хотелось бы. Много раз за эти дни Мамай поминал лихим словом Бегича: он погубил на Воже лучшие тумены Орды. А сколько полегло там способных, испытанных военачальников! Чтобы восстановить прежнюю военную мощь, необходимо было время, и немалое. А Мамаю, прежде всего в личных целях, нужна была скорая победа, хотя бы небольшая. Поэтому в погожие сентябрьские дни он ринулся на Русь изгоном, то есть с малым войском и облегченным обозом, приказав каждому всаднику иметь запасную лошадь. Он очень быстро пересек степи и вихрем ворвался в многострадальную рязанскую землю. Рязанский князь был застигнут врасплох, он не думал, что Мамай после Вожи так скоро совершит набег. Ему удалось вместе с семьей уйти на север, за Оку.

Вновь в который уж раз запылали города и села Рязанщины. Мамай награбил добра, захватил много пленников, но идти дальше, в пределы Московского княжества, не решился. Он учел урок Бегича и понял, что для решительной борьбы с Москвой надо крепко подготовиться и накопить силы.

С победой и большой добычей вернулся Мамай в Орду, где его встретили с восторгом. Здесь наконец и свершилась его давняя мечта: торжественно, с соблюдением всех правил и обычаев он самозванно провозгласил себя ханом Золотой Орды, надев расшитый золотом и увенчанный пучком рыжих конских волос ханский малахай. Теперь он как бы приблизился по степени знатности к своей главной жене, дочери хана Бердибека, принадлежавшей к роду чингисханидов. И это обязывало его тут же, на торжестве, подкрепить свое ханское достоинство — бросить призыв необычный, вдохновляющий и заманчивый, чтобы все почувствовали, на что способен их новый властелин. В наступившей тишине Мамаев голос прозвучал грозно и властно: