— И кто ж сотворил ее? Не иначе господь бог. Людям-то куда ж такое осилить.
— А может, и люди. В старину-то, сказывают, во какие богатыри водились.
Пересвет предусмотрительно занял один из углов крайней кельи, и они вместе с Ослябей принялись умащиваться. Тут же разместились и другие ратники. Алена, захватив сухую рубашку, вышла из кельи и направилась по главному проходу в глубь пещеры, чтобы найти укромное местечко и переодеться. Идти пришлось порядочно. Но вот людей не стало видно, да и свет, шедший от входа, стал слабее. Наконец она юркнула за выступ и огляделась. Никого не было. Но как только она сняла мокрую рубашку и начала развертывать чистую, сухую, появился какой-то ратник: он тоже искал укромное местечко. Алена закрыла рубашкой грудь и грозно вскинулась на него:
— Тебе чего тут надо? А ну, пошел назад!
Ратник вздрогнул от неожиданности, попятился и спорить не стал: ушел искать другое удобное место. Когда Алена уже застегивала новую рубашку, мимо прошли два пожилых воина. Алена не стала их окликать, а просто отвернулась. Находясь долго среди мужчин, она уже привыкла к ним. Но тут появились еще два молодых ратника. Не заметив Алену, они прошли за соседний невысокий выступ и остановились. Алена завернула мокрую рубашку, взяла ее под мышку и уже собралась уходить, когда вдруг увидела нечто совсем невероятное: молодые ратники, наполовину высунувшись из-за выступа, горячо обнимались и целовались. У одного из них свалилась шапка, и Алена изумленно уставилась на него: это была женщина.
— Вот как! — прошептала ошеломленная Алена. — А я-то думала, что одна тут. Стало быть, не всех воеводы узнали и прогнали по домам.
— Желанная моя, женушка! Светик мой ненаглядный! Соскучился как! — доносился до Алены страстный шепот ратника-мужчины.
— Любый, любый мой! — только и говорила женщина-ратник, захлебываясь от счастья.
И опять Алена удивилась и подумала: «Знать, они муж и жена. Вишь, вместе на басурман пошли. Видно, нехристи их тятьку либо матку сгубили, вот они и пошли…»
Восхищаясь молодыми ратниками, Алена вспомнила Ерему: «Вот и я бы так-то… с ним была». Сердце ее заныло, но она тут же остановила себя: «Да куда там! Ежели я ему покажусь, он же, шальной, враз закричит: «Алена!» — и все сразу прахом пойдет… Вот бы встретить его одного! Да как тут встретишь, в таком людском месиве!»
Муж и жена скрылись за выступом и отдались жарким объятиям. Алена стояла неподвижно: она не хотела показать, что явилась невольным свидетелем их счастья. Но что-то тревожило ее. Мужественно избрав судьбу девушки-воина, она как бы отстранилась от всего земного. Но природа брала свое: в Алене незаметно для нее самой уже созрела женщина, и поэтому подспудно все сильнее росла в ней тоска по мужской ласке.
