Князь легко, едва опершись ногой на стремя, соскочил с лошади и подошел к повозке. Спросил строго:
— Кто посек?
— Ордынцы, — тихо ответила Алена.
— Ордынцы? — переспросил Дмитрий Иванович и наклонил ухо к груди Ахмата. — Михалыч! — позвал он Боброка. — Свои посекли, знать неспроста. Отходить бы надо басурманина…
— Княже, отдай мне полоняника, — произнес отец Алены. — Отхожу, коли надобен. Челом бью…
— Добро, старче, — согласился князь, и только тут его взгляд задержался на цветастом платке Алены, рядом с которой, сияя, как новый алтын, стоял Ерема. Князь все понял и усмехнулся: — Алена?
— Дочка, — с гордостью ответил старик и добавил: — Она у меня за хозяйку…
— Хороша у тебя девка, старик! — воскликнул Владимир Андреевич и молодцевато вспушил усы. — Такую и в княжеские хоромы взять лестно…
— А и в самом деле, — с улыбкой подхватил шутку Дмитрий Иванович. — Ить краса-девица… Хочешь на Москве в моем дворе жить?
Алена, вконец смущенная, спряталась за спину отца. Ерема похолодел, ревниво поглядывая на князей. Что они — шутят или вправду собрались забрать Алену на Москву в княжеские хоромы? Гридя слегка толкнул Ерему в плечо, тихо прошептал:
— Все, Еремка, прощайся теперь со своей невестой. Заберут на княжеский двор — поминай как звали…
— Ты, Гридька! — сжал кулаки Ерема и с таким видом повернулся к своему другу, что тот сразу осекся и поспешно отодвинулся в сторону, пробормотав:
— Тю, дьявол пучеглазый! За свою Алену готов даже отца родного пришибить.
Отец Алены с новым поклоном обратился к Дмитрию Ивановичу:
— Коли не побрезгуешь, княже, зайди в мою избу, отведай чего бог послал. И вы, князья и бояре, не откажите…
Князь снял шлем, передал его отроку и сказал с легкой улыбкой:
— Ну как, други, отведаем селянских щец?
— В жару горячие щи в пот вгоняют. Нам бы кваску холодненького, — проговорил Владимир Андреевич, почмокивая губами.
— И квасок есть, как же! — обрадовался отец Алены. — В погребе прохлаждается… Страсть как шипуч! На ржаной корке настоян.
Но не успел князь сделать и шагу, как перед ним, оттолкнув старика, встал Вельяминов и отвесил поклон чуть не до земли:
— Допрежь в мои хоромы, княже, пожалуй. Тут недалече, за леском. Не обесчесть боярина перед смердом.
Дмитрий Иванович смерил взглядом Вельяминова и повернулся к Акиму:
— Веди, старче…
Вельяминов побледнел от злости и обиды. Он быстро заступил князю путь.
— Не вели казнить, княже, вели слово молвить, — сдавленным голосом проговорил он.
