Горы Хибины, куда мы ездили каждую весну на подходе к белым ночам, тогда наимоднейшим местом считались, сюда съезжались покрасоваться лучшие люди Питера, и не только Питера, успешные, спортивные, элегантные, веселые — примерно как мы. Весь мир был у наших ног — как та сияющая снегом гора, на которую мы взлетали на подъемнике и с которой на все мы смотрели сверху вниз!
Безоговорочно веря в свое всемогущество, загорелые, гибкие — каждый мускул звенел, — мы съехали однажды с друзьями вчетвером и решили продолжить путь в поисках необычных приключений (обычными мы были уже пресыщены). Внизу оказалось темновато. К тому же разыгралась пурга.
Наконец мы выбрались на глухую улицу какой-то деревни. Такой и на карте не было. Заблудились? Вдруг из пурги появилась почта — родная до слез, с голубенькой вывеской. «Надеюсь, хорошенькая почтальонша?» — высокомерно произнес я... Старуха. И даже две. Потом — тут работал какой-то телепатический телефон? — появились еще две, фактически беззубые. Их стало вдруг четверо... как и нас. К чему бы это?
Хихикая, старухи сели на скамейку напротив, как на деревенских танцах. И мы вдруг с ужасом поняли, что мы одни здесь — представители сравнительно молодого возраста нашего пола, а вокруг — лишь болота и пурга. Появилась горячая кастрюля пахучего зелья, которое мы почему-то принялись жадно пить. Вскоре я стал замечать, что мы сделались довольно неадекватны — хохотали, расстегивали рубахи. Опоили нас? И вдруг Кузя, мой ближайший друг, взмыл в воздух. Что это с ним? От дыхания стоял пар — видно плохо. Но я успел разглядеть, что самая маленькая, коренастая — настолько маленькая, что почти не видно ее — вскинула моего ближайшего друга на плечо и куда-то с ним пошла. Руки-ноги его безвольно болтались... а ведь сильный спортсмен!
— Кузя! — вскричал я.
Но тут и сам неожиданно взмыл в воздух. Куда это я лечу? Хоть бы одним глазком увидеть, кто меня несет? Может, хорошенькая?.. Но навряд ли. Кроме вьюги и завывания ветра, я ничего не видел и не слышал.
...Совсем другая изба: более бедная. Окоченел я, пока был несен через пургу, задубел — и, как бревно, тяжело был сброшен у печи. Наконец-то я разглядел мою похитительницу... Мечты, прямо скажем, не сбылись! Суровая охотница — это да! Она вдруг появилась в белой длинной рубашке, похожей на саван. Я задрожал. Видимо, начал отогреваться. Хозяйка моя вдруг полезла в раскаленную печь. Зачем? Потом я вспомнил из рассказов отца, что в русской печи не только готовят, но и моются... да и еще кое-что! И как раз из печной тьмы высунулась ладошка и поманила меня. Я замер.
