Я встал, подошел ближе и смотрел на выпечку, полагая, что узнаю свой завтрак, едва увижу его.
— Датские миндальные хороши на вид, — сказал я. — Никогда не пробовал ваших датских миндальных. — Почему-то прозвучало это как что-то личное, хотя никакого логического объяснения тут не было. И все же я смутился.
Подхватив пончик куском салфетки, Анат положила его на бумажную тарелочку. Он был глазированным и усыпан тонко нарезанными дольками миндаля, ставшим в печи приятным золотисто-коричневым. Я видел, как краешки поджаренного миндаля проглядывали из складок хрустящего коричневого теста.
Я потянулся, чтобы взять тарелочку, но она не спешила отдавать ее мне. Спросила:
— Это из-за меня?
Я соврал.
— Нет. Конечно же, нет. Совсем нет. У нас с Марком давние счеты, только и всего. И трое наших общих приятелей должны отправиться в Афганистан, если они уже не там, Марк мог быть в их числе, вот, полагаю, это и вызвало наши политические разногласия. Я не из тех, кто готов в экстазе скандировать: «Ура, Америка!» Несколько недель назад это было здорово, а вот теперь вдруг становится причиной большой беды. Всякий раз, стоит мне лишь оглянуться назад.
Анат протянула мне пончик.
— Будьте осторожны в разговорах с людьми, — сказала она.
— Говорю себе об этом все время. Но потом ненужные слова сами срываются с языка прежде, чем я успеваю хотя бы усомниться в них.
Я сидел, ел и смотрел, как она заполняла витрину, и больше мы не разговаривали. Потом ей надо было возвращаться к работе на кухне, а беседовать на расстоянии нелегко. И к тому же у нас были покупатели.
Я просидел еще десять-пятнадцать минут, хотя ощущение сложилось такое, что гораздо дольше. Сродни тому, которое появилось, когда я в первый раз вошел через вход для покупателей. Сродни тому, что впилось занозой мне под ребра, давило на сердце и не давало вздохнуть полной грудью.
Вернувшись, я оставил машину на подъездной дорожке.
Вышел и заметил, как Марк смотрит на меня из окна.
Вместо того чтобы направиться к собственной двери, я срезал угол через газон и пошел прямо к нему. Он опять опустил штору и исчез. Но я не свернул с пути.
Постоял минуту-другую перед окнами дома Джесперсов. Как я и предполагал, Марк опять выглянул узнать, не ушел ли я. А я стоял напротив.
Я махнул рукой.
Он не ответил.
Штора опять опустилась на место.
Я прошел по газону к двери и позвонил.
Сначала ничего. Долгое ничего.
Потом, как раз когда я уже опять поднял руку для очередного звонка, дверь приоткрылась и Марк просунул в щель голову.
