Возможно, это походило на сцену из какого-нибудь боевика, в которой последовала бы выверенная и очевидная реакция, которую я воспринял бы как должно. Только ни разу в жизни я никого не бил кулаком. Понятия не имел, что бьющему при этом так же больно, как и тому, кого бьют. Я всеми силами сдержался, чтобы не взвыть, обхватив свою поврежденную руку здоровой.
Потом Марк уложил меня сильным ударом справа, который пришелся в кость рядом с моим левым глазом. Он навалился на меня, потом отпрянул, чтобы задать хорошую трепку, однако удара так и не последовало.
Вместо этого я лишь услышал вопль Бена:
— Не смей так делать!
Я сел.
Марк лежал на спине на нашем газоне, Бен упирался коленом ему в грудь, наставив палец прямо Марку в лицо. Словно отчитывал четырехлетнего карапуза.
— Не смей бить Расти! Никогда не трогай Расти!
Несмотря на рост Бена, Марк был намного крупнее и сильнее. Ему только и нужно-то было упереться локтями в землю, толкнуть посильнее — и он бы сбросил Бена на газон. Но он не пошел против Бена. И против меня тоже. Лишь глянул на меня через плечо с выражением преувеличенного презрения. Потом проследовал к себе во двор и поднял шланг. Я слышал, как зашипела вода, когда он сжал наконечник.
Бен стоял надо мной, разглядывая мое лицо.
— Почему он тебя ударил?
— Давай-ка сначала зайдем в дом. Дай мне руку. — Он протянул мне свою громадную ладонь, и я поднялся на ноги. — Пошли домой.
— Но почему он тебя ударил?
— Я ударил его первым.
— Почему ты ударил его первым?
Я силился вставить ключ в замок, но руки тряслись. Попасть удалось только с седьмой попытки, и мы благополучно вошли в гостиную.
— Почему ты ударил его первым?
— Потому, что он сказал кое-что про Анат.
— Что он сказал?
— Бен, это долгая история.
— То, что он сказал, было плохим?
— Очень плохим.
— Ему не следовало говорить гадости.
— Но он говорит.
— Но даже если и говорит. Тебе не следовало его бить.
— Понимаю.
— Но ты ударил.
— Бен! — рявкнул я. Резче, чем хотел.
— Что?
— Я немного расстроен. Мы можем хотя бы минуту помолчать?
— Хорошо. Что на ужин?
Я вздохнул.
— Хочешь макароны с сыром?
— Ага.
— Посмотри телевизор, пожалуйста, пока все будет готово.
— Хорошо.
В кухне я провел божественные, тихие двадцать минут. Почти хватило, чтобы прийти в себя. Или, по крайней мере, в того себя, каким я был до всего этого. Прелестная тишина лишь время от времени прерывалась хохотом во все горло из телегостиной.
Я набрал льда в бумажное полотенце и приложил к глазу, взявшись за дело. Время от времени я переносил лед на костяшки пальцев правой руки. Разок сделал перерыв и проглотил четыре таблетки аспирина.
