Звонил не мой мобильник. И даже не мой телефон.
Я проковылял на кухню, место обитания, насколько мне известно, единственного маминого телефона. Успел снять трубку на пятом звонке.
— Ой, как хорошо, что вы дома, — донесся женский, незнакомый голос. Не успел я ответить или задать вопрос, как женщина сообщила: — Бен расстроился, что вы опоздали забрать его домой.
Я глянул на часы над кухонной плитой. Без двадцати пяти четыре.
— От трюмо, — выразился я, быстро обрядив слово «дерьмо» в нечто более приемлемое в общении. — Я уснул. Передайте ему, что я прошу прощения. Скажите, я примчусь мигом.
Повесив трубку, я в прямом смысле побежал к машине. Уже на ходу, помнится, подумал, какую жуткую кучу сожалений-прощений я натворил только за один день.
Бена я нашел расшагивающим по прямым углам перед Герсоновым рынком. Видно было, что он успел поплакать. Когда я просигналил, он с испугу сбился со своего узора и стал волочить ноги так, будто ничто уже не позволяло ему оторвать их от земли.
Доковыляв до машины, он забрался на пассажирское сиденье.
— Ты опоздал, — сказал он.
— Знаю. Извини.
— Ты не должен опаздывать.
— Я уснул. Правда, сожалею.
— Мне не нравится, когда ты опаздываешь.
— Понимаю. Мне ужасно стыдно. Но я уже здесь. Можем ехать дальше?
Очевидно, что я забыл, с кем разговариваю.
— Я никогда не опаздываю, — заявил Бен, когда я остановил машину возле маминого дома.
— Это правда, — кивнул я. — Ты — никогда.
Хотелось поскорее попасть в дом, хотя я не очень-то понимал, почему, ведь Бен, даже оказавшись внутри, вряд ли бы остановился.
Марк по соседству поливал лужайку, к тому времени, как я одолел половину дорожки к крыльцу, он бросил шланг и стоял перед нашим газоном, меньше чем в трех шагах от меня.
Марк Джесперс — последнее, в чем я нуждался в денек вроде этого.
— Слышь, Расти. Что у тебя с этой арабкой?
— Не сейчас, Марк.
— Это что, типа новый роман в мелком городишке?
— Это единственное, что ты в ней заметил? Что она египтянка? Ты смотрел на нее, и это все, что ты увидел?
— Ну, она мусульманка. Так? Она верит в Аллаха.
Я вздохнул. Хотел просто прорваться к своей входной двери. Только в Марке ощущалась сила и агрессия, и, мне казалось, от разговора на эту тему уже было не уйти.
— Я не знаю, какой она религии. Никогда не спрашивал.
— Впрочем, она вроде как смазливенькая. То есть если ты по такому делу. Целок ломишь?
Я ударил его.
Я ударил его прежде, чем сообразил, что я сейчас его ударю. Это просто как-то само по себе получилось. Я с силой махнул кулаком и соединил его с челюстью Марка, он отпрянул назад, но не упал.
