Я ждал. Но Анат продолжала молча работать.
— Вот то, о чем я хотел вам рассказать, — произнес я.
Взгляд ее скользнул по моему лицу, но не задержался на нем. Я подождал. Потом продолжил. А что еще я мог поделать?
— Мне нужно, чтоб кто-нибудь объяснил мне, как повреждение мозга способно сделать человека приятнее.
— Это невозможно, — сказала она.
— Вы бы так не посчитали.
— Приятное уже должно было быть там.
— Но потому-то я вам все это и рассказал. Чтобы вы поняли…
Анат подняла взгляд, но не на меня. Она смотрела на дверь.
— У нас покупательница. — Голос ее звучал тихо. Почти заговорщицки. Как намек: мне не следует быть одному на кухне с ней, когда у нас посетитель.
Только было уже поздно.
Я все гадал, у кого это «у нас». У нас с Анат появилась покупательница, хотя пекарня и не была моей? Или покупательница пришла к Анат с Назиром, хотя Назир и спал дома?
Я взял свой нетронутый пончик на бумажной тарелочке и понес его в кафетерий, где стояли столики для посетителей.
Покупательницей оказалась женщина, имени которой я не знал или, во всяком случае, не помнил, но она была матерью девочки, с которой мы учились в одной школе.
— Доброе утро, — произнес я, переусердствовав нотки на три в громкости и живости. — Мне пришлось взять пончик прямо с пылу с жару сегодня. Времени разложить выпечку на витрине не было.
Повернувшись, я указал на пустые лотки, словно подтверждая свои слова.
Получилось у меня плохо. Я немного переигрывал. Но я понятия не имел, как с этим справиться.
Налил себе кофе и сел, поедая пончик и смотря, как Анат обслуживает посетительницу. Ожидая, когда женщина уйдет и я смогу продолжить разговор с Анат.
Но, когда женщина расплатилась и ушла, не успел я и рта раскрыть, как «у нас» появился еще покупатель, пожилой мужчина.
Горожане одолевали свой страх перед именем Назира.
Люди со многим смиряются.
Глянув в окно, я увидел, что уже светло. И люди поехали на работу. Я понял, что и в самом деле не следует околачиваться на кухне под чужими взглядами. Люди станут говорить. В маленьком городке жители любят посплетничать.
Я прощально махнул Анат рукой, как раз когда она рассчитывалась с пожилым мужчиной. Думаю, я выбрал время нарочно, чтобы она не могла возразить.
Ехал обратно с ощущением, будто в желудке застывает мокрый цемент. И это определенно был не пончик. Пончик был невесомей тумана.
Анат позвонила в мою дверь через несколько минут после полудня. Я открыл как был, в тренировочных брюках и белой футболке, и то и другое только что куплено, а потому нелепо угловато и непривычно. Я спал, и, уверен, мои волосы были ужасно всклочены.
