После спектакля мы застали Бена сидящим на ступенях школы, в темноте, за разговором с двумя девочками. Обе они расположились беспокояще близко к нему (меня беспокояще, во всяком случае), по одной с каждого бока, заливаясь смехом, который звучал натужно и искусственно. Рука одной из них лежала на руке Бена.
Все веселье разом улетучилось, когда они, подняв головы, увидели нас, стоявших рядом.
— Готов отправиться домой, сын? — произнес отец натужным и искусственным голосом. Со времени усыновления он уже почти год, обращаясь к Бену, пользовался словом «сын», только ему по-прежнему не удавалось произнести его так, словно он именно так и считал.
Та из девочек, что посимпатичнее, уставилась на меня, я опустил взгляд на раздавленную на бетоне жвачку и покраснел.
— Ой, Бен. Твой маленький брат — такая прелесть, — сказала она.
— Этот? — спросил Бен. Словно там стояло несколько мальчиков.
— Ага. Он милашка.
— Хмм, — буркнул Бен. — Мне так не кажется. Но — ладно.
— Ну же, Бен, — произнес мой отец.
Бен вскочил на ноги.
— Ты потрясно сыграл, Бен, — заявила другая девица. Бен, конечно же, опешил. Мы все опешили.
— Неужто?
— О, да. Столько страсти!
Бен улыбнулся и последовал за нами к машине в добрых десяти шагах позади меня. А я шел в добрых десяти шагах позади родителей.
Расслышал, как мама сказала:
— Понял? Вот как звучит похвала.
А отец фыркнул и произнес:
— Ну-да, верно. Думаю, у прозвучавших слов еще и кое-какой романтический подтекст имелся.
Потом у себя за спиной я услышал, как одна из девиц сказала:
— Может, мы позже увидимся, Бен.
И Бен отозвался:
— Ага. Может, и получится.
Я мог только гадать, что все это значило. Звучало же так, словно это определенно что-то значило.
Позже, много позже, уже ночью, из комнаты Бена доносились хихиканья и какие-то другие шумы, разобраться в которых я не мог, как ни старался. Они не давали уснуть, я долго лежал без сна, уяснив безо всяких сомнений, что слышу в комнате Бена больше одной девчонки. И я даже не пытался снова уснуть, пока не увидел среди кустарников у себя под окном их крадущиеся к выходу тени.
Никогда и никому я ни слова не сказал об этом. Может, поэтому он и не убил меня. Может, потому, что я, сам того не желая, был впечатлен.
31 декабря 1984 года
Вот небольшое воспоминание о моем брате Бене «до того», зато очень яркое и показательное воспоминание.
В канун Нового года Бен устроил вечеринку в нашей подвальной «игровой комнате», что, на мой взгляд, является слишком прелестным названием для подвала с несколькими старыми кушетками, столом для пинг-понга и мишенью для дротиков.
