— Подожди, — сказал я. — Подожди. Мне надо сесть.
Я плюхнулся на кровать. Довольно сильно, даже чуточку подпрыгнул. Что мог бы проделать и во время разговора с нею. Только мне нужно было, чтобы Анат помолчала минутку. Мне нужно было, чтобы мир перестал поливать меня ливнем дурных вестей.
Ни с того ни с сего воображение вдруг нарисовало картину, будто те два самолета врезались в башни с такой силой, что весь мир или, по крайней мере, нашу страну слегка сбили с оси. И что мы до сих пор никак не можем обрести равновесие. Такое чувство, будто с сегодняшнего утра все пошло наперекосяк. Кроме Анат. А теперь еще и это находилось в опасности.
— Кто ему звонил?
— Я не знаю. И он не знает. Кто-то взял и позвонил, чтобы сказать ему это. Такие имени своего не называют.
— И он поверил этому? Услышав от какого-то безымянного незнакомца?
— Рассел. Это правда.
— А-а, — опомнился я. — Верно.
— Он спросил меня. По-моему, ему хотелось не верить этому, но он приехал в пекарню и просто спросил меня, глядя прямо в лицо: «Это правда?» Может быть, мне следовало солгать. Но я никогда не лгала отцу. Ну. О чем-то важном. Детские враки могли быть, когда я была моложе.
— Ты сказала ему, что ничего не было?
— Разумеется, сказала. И, по-моему, он мне верит. Надеюсь, что так. Только где-то в глубине души он должен сомневаться. Плюс наше ничего и его ничего — две очень разные вещи, Рассел. В его культуре… в нашей культуре, если мужчина и женщина остаются наедине в спальне посреди ночи, это очень и очень что-то. Чем бы они ни занимались.
— Я поговорю с ним.
— Нет! — она буквально выкрикнула это. Я даже подпрыгнул. — Не надо, ты должен оставить его. Предоставь это времени. Это главное, почему я позвонила: предупредить, чтобы ты держался от него подальше. Даже я не пыталась бы говорить с ним сейчас. Пока он не успокоится. Если понадоблюсь, я буду в пекарне. В комнатке наверху. Некоторое время домой я ездить не буду. Если ты захочешь заглянуть. Только не приходи, когда он поблизости.
Голова поплыла. Я вжался лбом в ладонь. Крепко. Словно мог физически утихомирить свои мысли. Не соображая, о чем спросить прежде всего.
— Ты боишься его? Он побьет тебя?
— Да. И нет. Да, я его боюсь. Нет, он меня и пальцем не тронет. Но прямо сейчас я не могу быть рядом с ним. У меня, знаешь ли, тоже нрав есть. И он у меня — от него. Мы оба наговорили такого, чего назад уже не взять. Мне нужно держаться подальше, пока все не уляжется.
