— Совершенно правильно, товарищ председатель!
Значит, одолею председателя — этот приложится сам. Большинство есть. На третьего плевать.
На людей типа моего председателя очень действуют душещипательные разговоры, игра на сердечных струнах. Сиди на его месте человек, прошедший Главнячу[15] и все семь вражеских наступлений, тот уж, будьте спокойны, не поймался бы на эту удочку. Словом, выбор оборонительных средств не вызывал у меня особых усилий, применить их было и того легче.
Страшное обвинение сводилось к одной короткой фразе:
«Этот тип обманул предприятие».
Изложение фактов продолжалось полтора часа.
Председатель суда задремал, установив, видимо, уже в первые десять минут, что обвинение — справедливое, к тому же основательно и юридически безукоризненно обосновано и документировано. Наверное, он уже знал, как следует по мне вдарить, и потому предался сладкой дреме и мечтам, в которых ему виделся обед, послеобеденный отдых, вечернее кафе, шприцер и, возможно, партия преферанса.
Но я не дремал. Под полой очевидной жертвы я прятал меч победы. Чтоб поразить им головотяпство и легкомыслие!
Сотни моих предков, крестьян, десятилетиями боровшихся с помещиками, жандармами, таможенниками, сборщиками податей, судьями, окружными начальниками, депутатами и всегда выходивших из сражений с минимальными потерями, знавших для этого сотни уловок, змеиных улыбок, притворных охов и вздохов, проснулись во мне, кровь побежала по моим капиллярам, насыщая умом мои мозговые клетки. Я отбивался, как мог, от этих незваных помощников:
— Пращуры, на место! И без вас обойдусь. Это наш народный суд! И противники мои не те, с какими вы тягались, хотя я, ваш потомок, в интересах ваших же потомков и должен оставить в дураках этих добрых людей. Но, в отличие от вас, мне надо отстоять не чье-то поле, не чью-то жизнь, а стремительный темп развития Лабудоваца, — только и всего, так как иначе он легко может замедлиться, отбросив ваших потомков на задворки какой-нибудь дальней пятилетки в необозримой перспективе. Поэтому отойдите в сторонку, плуты и мошенники! Вы приходили в суд босые, но отдавали торбы серебра за имения разорившихся бегов. Днем вы были косари и бедолаги, а ночью — гайдуки. Вы похоронили Османскую империю и на своих же костях воздвигли королевство, дабы и впредь было кому вас угнетать. Вы с именем всевышнего рубили друг другу головы за пядь земли или мелкую обиду, готовы были лизать руки за медный грош, рассыпаться мелким бесом перед соседкой, прельстившись ее задом, и в диком загуле спустить все, что с трудом и муками сколотили за целую жизнь. Так помолчите же, речь идет не о вашем противнике, а о моих недругах, которых надо добром склонить на сторону общины, взявшей то, в чем она действительно нуждалась и что тяжущееся с ней предприятие только загубило бы. И все же не мешает призанять у вас ума, пусть будет под рукой на всякий случай.
