На третьем этаже Лявон немного поколебался, направо идти или налево, и пошёл по коридору налево. С одной стороны коридора тянулись окна, с другой — двери в аудитории, окрашенные серой глянцевой краской. Номера начались с 330 и теперь понемногу уменьшались. Коридор ещё раз повернул налево, и вскоре Лявон увидел дверь с номером 304 и прикнопленным листком в клеточку с надписью «Экзамен».
Он достал из рюкзака пакет апельсинового сока и отпил для храбрости несколько глотков. Постучался и потянул дверь; она открылась не сразу, но после приложения некоторого усилия, казалось, что она слегка прилипла к косяку. «Наверное, это от краски. Дверь покрасили толстым слоем, и зазоры уменьшились до плотного прилегания. К тому же краска глянцевая, а глянец склонен липнуть к глянцу», — раздумывал Лявон, приоткрывая и снова закрывая дверь.
— Лявон! Это вы? — громко вопросил из аудитории Адам Василевич. — Что вы там делаете? Заходите.
Голос Адама Василевича, как всегда, имел особую интонацию, придающую любым произнесённым словам оттенок скепсиса и сопровождающуюся лёгкой полуулыбкой-полунасмешкой, то ли над собеседником, то ли над темой разговора. При первом знакомстве Лявон не заметил этой манеры; когда же начались лекции, она произвела на как раз то впечатление, на которое и была рассчитана: Адам Василевич показался ему умудрённым, опытным и всезнающим. Но постепенно чары развеялись, и Лявон стал отличать маску от скрывающегося за ней человека, не слишком мудрого и даже не очень умного, но зато безобидного, а в некоторых проявлениях трогательного и милого. Он от души любил свою работу и на лекциях часто достигал того вдохновения и душевного подъёма, которое делало его похожим на страстного сомелье, как в день первого знакомства с Лявоном.
Лявон собрался с духом и вошёл. Вглубь и вверх аудитории уходили широкие ступени с партами, а за ними, наверху, в самом конце аудитории, светились солнцем большие окна. Он приблизился к подиуму справа от двери, на котором стояла кафедра и стол. Над столом склонился Адам Василевич, раскладывая билеты.
— Снова спите? Давайте сюда зачётку. Тяните билет! — Адам Василевич уселся за стол, сцепил на животе ладони и иронично смотрел на Лявона. — Напомню правила: если отвечаете сразу, без подготовки, то получаете оценку на один балл выше.
Билеты представляли собой всё те же странички в клетку, их было около десяти. На некоторых выпукло проступали следы написанных на обратной стороне слов. Лявон представил, как Адам Василевич в уютной полосатой пижаме сидит вечером на кухне и пишет в тетрадку вопросы к экзамену, отрывая страницы по мере написания. Или сначала отрывает, а потом пишет? На скатерти? Этим могли бы объясниться отпечатки слов сквозь бумагу. Пьёт он перед сном чай или горячее молоко? Поколебавшись, взять ближайший билет или один из средних, с неровно оторванным уголком, Лявон потянул средний.
