Ближе к осени
может ветер
разметать
шелковую щетину.
Тогда мы видим
твои черты:
не холодно-зеленые,
стертые,
а промытые добела,
простодушные.
Кинешь крону -
и слышишь, как храбро
скачет она у него внутри:
рыщет в пиратских сундуках,
стряхивает деньги с дерева небес,
считает, звякает,
лезет под мощные своды банка,
взламывает замки,
и вот уже деньги в шлюзе.
Ожиданье. Томленье.
Звон.
Тишина.
И - ничего.
Кузнец ему подарил
гребешок и хвост;
он воспарил высоко;
мир был новый
и много ветров.
Он старался, кричал,
переступал с ноги на ногу
и распускал перья
с каждым порывом ветра,
а в бурю вытягивал
длинную шею -
пока не заржавел
и не застыл,
уставясь на север.
С той стороны
ветер дует чаще.
Рассвет. Седая мгла. Метели кутерьма
в истерзанных горах; из мрака лес встает,
врачуя хрипоту; усталый от ярма,
свирепым боком фьорд раскалывает лед.
И устье ширится неспешно, как твоя
печаль давнишняя - ее привычный взгляд
так черен, как черна зимою полынья.
Лохматый вихрь кружит, от солнца полосат.
Свет бьет из-под земли, пускай источник скрыт;
лучи струятся с гор, и раскаленный горн
швыряет с неба горсть расплавленных камней.
Ужель скворец?.. И ветвь все мягче и сочней;
ворону отряхнув, прямится ей вдогон.
И почва мерзлая трещит уже, трещит.
С пашни вздымается кольцами
пар голубой,
берег зелен
и в этом году.
Только на северном склоне
маячит моя печаль -
там черные снегопады
душат вереск.
Одинокий, забытый,
от суши далек,
с горным суровым озером
борется островок.
В тихие ночи,
когда засыпает вода,
он чувствует под собою гору.
Тяжко и медленно раздаваясь,
сливается с берегом воедино.
Старше пули стрела.
Поэтому мне мила.
Пуля много миль пролетит,
но слишком свистит.
С улыбкой шуршит стрела.
Рубит
меч,
едва его обнажишь,
если нечего больше -
то воздух.
Если сложишь стихотворение
и угодишь крестьянину,
можешь гордиться собой.
Для кузнеца ума никогда недостанет.
Труднее всего потрафить плотнику.
Топору палача
дела теперь хватает.
То одна голова упадет,
то другая -
серебряный, он внушает трепет.
Кто под топор ляжет
завтра?
Тебе-то ничего не грозит. Ты не хотел ничего.
Лишь выпорют перед толпой на рынке.
СТАРЫЙ ПОЭТ ПРОБУЕТ СТАТЬ МОДЕРНИСТОМ
Решил и он примерить
новые эти ходули.
Он поднялся на них,
сторожко ступал, точно аист.
Чудо как стал дальнозорок.
Сумел сосчитать овец у соседа.
"Я три стихотворенья написал..."
Я три стихотворенья написал,
сказал он,
сам посчитал.
А Эмили бросала, не считая,
