— Двери ломай!
Солдаты бросились к приземистому кирпичному складу, стоявшему в глубине двора. Наперерез им, крича и размахивая вынутым из кобуры наганом, пробежал багроволицый офицер в бекеше и с ним тот самый штабс-капитан, что кричал на Корабельникова. Но хлестнуло несколько винтовочных выстрелов, обоих офицеров словно отшвырнуло, они исчезли. Затрещали двери цейхгауза — солдаты, навалившись, выламывали их. Громко хряснув, двери раскрыли свой черный зев. В него ринулись солдаты и стали выбегать обратно, держа в руках золотисто блестевшие обоймы, совали их в карманы шинелей, в подсумки.
Гомонящая солдатская толпа повалила к воротам, они уже были широко распахнуты, часового не было. Солдаты лагерной команды, которые было смешались с солдатами запасного полка, теперь снова собрались вместе, возле своего красного флага, образовали голову колонны, которая уже вытягивалась на дорогу, ведущую в город. Впереди всех, там, где под серыми солдатскими шапками-ополченками плескался на легком ветерке алый флаг, шли Кедрачев, Корабельников и уже довольно пожилой, с бородкой прапорщик из запасного полка, с которым, как понял Кедрачев, Валентин Николаевич знаком и, кажется, довольно близко. Может быть, этот прапорщик — тоже из ссыльных?
* * *
Этот день для Кедрачева и для всех его товарищей, которые, как и он, впервые шли под красным флагом, был, наверное, самым необыкновенным из всех, прожитых прежде. «Свобода, свобода!» — это слово, звучавшее из множества уст, пьянило. Да и день, словно нарочно, выдался впервые после зимней пасмури ясным, в воздухе явственно чувствовалось дыхание близкой весны, снег, от долгого зимнего лежания и первого, еле заметного тепла ставший уже зернистым, искрился под солнцем, вольно светившим с чистого, без единого облачка неба.
…Почтамтская, главная улица города. Красные флаги, красные банты на груди. Солдатские папахи-ополченки из нитяной мерлушки, всех мастей шапки, шали, дамские шапочки, студенческие, гимназические и чиновничьи фуражки, черные и белые бараньи папахи, рабочие картузы, и подо всем этим единое общее — радостные лица. «Свобода, свобода!» — слышится повсюду. И звучит песня. Еще незнакомая многим:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…
Песня возникает одновременно в нескольких местах, ее подхватывают все, поют, даже еще не зная слов. Поют и Кедрачев, и другие солдаты, колонна которых вливается в ликующую толпу. Как могучая река, между двумя рядами домов, словно между берегами, движется тысячелюдный поток. В его плавном течении вдруг образуется вихрь, поворот, впереди слышен возбужденный шум, выделяется пронзительный женский голос:
