Я сдвинул украшения в сторону и взял в руки письмо из прошлого.
«Рэйден, любезный друг мой!»
Оно адресовано мне? Невозможно. Должно быть, имелся в виду мой предок, тоже Рэйден, первый из… Но тогда этому письму около четырёх сотен лет. А тушь почти не выцвела. Умели же делать предки…
«Как прискорбно сознавать, что заботы государственные отнимают всё больше и больше твоего времени! Я вознамерился было просить тебя о встрече, но, узнав, сколь многие дела требуют твоего участия, устыдился собственной дерзости и потому доверяю перу то, о чём хотел и должен был известить тебя лично… Я влюблён, друг мой. Влюблён не впервые, но сие чувство только теперь стало для меня неизмеримо дорогим. Она — чудо! Первое из чудес подлунного мира. И соблаговолила ответить на моё предложение согласием… Я счастлив, друг мой, и хочу разделить своё счастье со вторым самым близким мне человеком — с тобой. Моя возлюбленная… Нет, не буду тратить время и тушь понапрасну: лучше взгляни сам, как хороша моя любовь. Пусть мои пальцы не так ловки, как в юности, заверяю тебя: сходство несомненное! И помни, без твоего присутствия свадьба, назначенная на седьмой день месяца Расцвета, не принесёт мне того счастья, которого я желаю…»
Без подписи. Впрочем, тот Рэйден наверняка знал, от кого получил послание. Что же дальше? О, неизвестный мне обитатель прошлого напрасно ругал свои пальцы: нарисовано талантливо. Очень талантливо, насколько я могу утверждать согласно своим познаниям в живописи. Скупые, но точные зарисовки. И правда, она была хороша.
Длинная шея. Чуть удлинённая форма черепа, но без неприятных искажений черт лица. Нос маленький, короткий и совершенно прямой. Подбородок треугольный и безвольно ушедший назад, но почему-то придающий по-детски невинному лицу странный, загадочно-пугающий вид. Ключичные кости изящно изогнуты. На пояснице россыпь родинок, похожая на фрагмент тонкого пояска… Эй, ну ничего себе! Насколько же ты был близким другом этому художнику, дорогой прадед, если получал столь пикантные изображения? Хм… Фигурка миленькая, но излишне сухая. Мальчишеская. Впрочем, Наис тоже не может похвастать женственными формами, но это не мешает мне её любить, так зачем осуждать вкусы другого? Тем более что этот «другой» давным-давно почил в мире.
Я свернул листы пергамента и убрал обратно в шкатулку. Олден недовольно поджал губу: рассчитывал, стервец, что позволю ему ознакомиться с личной перепиской моего предка? Нет уж.
