Шуршащей тенью выплывает округлая смиренная Полина Ивановна. Достает из передника бутылку, наполняет стакан и вновь растворяется в матовой пустоте.
Катарсис.
– Благодетельница! – в глазах полковника играют слезы. Намеренно громко, дабы невидимая благодетельница слышала, – Не дозволяет погибнуть. Как достойно наградить?! Не знаю. Нет такой награды! Только что преданность и любовь, преданность и любовь! Святая! Таких и нет больше. И не будет больше. Врожденная солдатка. И салют, а, случись, и вдовство ей к лицу. На слезы мои, Климкин, не обращайте внимания. Могу разрыдаться, запросто. Сентиментален. Разделите со мной нектар? По глазам вижу – не выпиваете. Воздерживаетесь или болеете? Бестактный вопрос. Простите. Не обессудьте, долго держать не могу, нуждаюсь. Ваше здоровье.
Семен Семенович вытирает слезы и, опережая перспективу, взмывает над собой.
– Это – как первый поцелуй, – доносится с высоты восторга, – пьется исключительно стоя и маленькими глотками. Не верьте тем, кто залпом советует. Исключительно маленькими глотками. Даже если теплая. Теплая даже слаще.
Согревшись в безднах, полковник возвращается помолодевшим. Румянец на щеках, витийствует, урчит, – Вот и Феникс, и радость. Много ли утомленному путнику надобно для небывалого счастья? Случается охватишь, а оно ускользает. А все равно нектар. Хоть слева направо, хоть наоборот. Тут, главное, не терять. Впрочем, потери делают нас чище. Кому, как не вам знать. Согласны, согласны со мной. А вы в беседу вступайте. В беседу вступать нужно как в студеную воду. О себе забыть требуется. Раз и навсегда. Ног не замочив в реку не войдешь. Кому что, а вшивому баня, как говорится. Ну, ничего, свыкнитесь. Согрелись на сквозняке-то. Ха-ха. Говорите, говорите, меня не переслушаешь. У меня за годы бездействия, знаете, накопилось. Полегчало. Первая – главная. Кто страдает – меня поймет. Вы говорите, говорите, Климкин.
Климкин, – Насилу.
Полковник, судя по выражению лица, все еще смакует тягучую негу, – Как вы сказали?
– Насилу нашел. Вы спросили, как я вас нашел? Вот я ответил.
– Жаль, что вы не выпиваете, Климкин. Вам незнакомы красоты воскрешения. Как, кстати, вас звать? Что же это, Климкин, Климкин, разве такое годится? Не в строю всё же.
В диалог вступает Арктур, – Весьма спорное замечание.
Климкин отвечает, – Между собой вы зовете меня Горбунком, я знаю. Из-за рюкзака, я знаю. И не обижаюсь. Так и впредь называйте, ничего страшного.
