Бездна глотает меня.
Я провожаю Кэрри до дома, довожу до самой двери, и она предлагает чай. Я не могу, говорю, что пора возвращаться, но она не согласна со мной: чайник уже вскипел. Целый день на ногах, в Департаменте. Я уговариваю себя, что дело лишь в этом. Что мне не нужна его комната. Совсем не нужна.
Она уходит на кухню, а я иду дальше. По длинному коридору направо — как будто точно знаю, куда. Квадрат три на четыре. Кровать в самом центре, стол с ноутбуком, виниловые пластинки, полки с книгами, книги, книги, книги. На полу, на подоконнике, под кроватью. Как лабиринт. Беру первую попавшуюся — Бродский. Открываю любую страницу — все чуждо в доме новому жильцу — и закрываю.
Здесь все хранит его присутствие, как будто он все еще жив.
— С молоком или без? — она появляется прямо за мной и протягивает две чашки. Я беру без.
Возвращаюсь домой уже за полночь. Света во всем доме нет — я никого не предупредил. Может, и к лучшему. Лоусон ждет меня прямо у входа. Я почти убрал ключи от машины в карман, но промазал — они летят точно в грязь.
— Привет, Хэнк.
Он подходит и поднимает их.
— Где ты был, Коннор?
— Ездил по городу. Объехал все улицы, собрал всех собак, которых нашел, и развез в приюты. Нашел кошку домой. Кэрри еще не знает.
Он смотрит во все стороны, но только не на меня.
— А ты сам… как?
Меня едва ли хватает на вопрос, когда его ответ:
— Ничего.
становится последней каплей. Потому что это огромное и жирное Ничего, которое тянет в самую середину темного леса и там сжирает. Которое пьет и съедает тебя целиком. Ты веришь в обратное всем своим сердцем, но оно вот-вот остановится этим сраным Ничем. Внутри его тела сотни тонн Пустоты. Я бы напился, чтобы поверить в другое. В то, что однажды увижу его где-то помимо собственных снов. Или в свою правоту. В то, что призраки не становятся чьим-то кошмаром, их лучше ловить.
В откровение Коннора я не поверю ни за что, потому что он достает сигарету и курит.
— Ничего, — говорит, — ничего, ничего, ничего…
На похороны его я прихожу, хоть и не приглашен. Там говорят хорошие вещи.
Гэвин Рид: Мы были друзьями, еще с академии. Коннор готов был бросаться под пули за нас. Он всегда был таким…
Хлоя: Я его давно знала, но мы с ним почти не общались. Он меня… напугал. Еще в академии Перкинс направил на него пистолет, а он сломал ему руку. С этого все и началось. А так мы никогда не разговаривали…
Я подхожу к тумбе и протягиваю листы с их играми. Смотрю на гроб, словно взываю к судье — Коннор удивленно выглядывает из-под цветов.
