Но потом я увидел! Я сам видел, как Алиса повисла у Коннора на шее! Как перестала плакать, как смотрела на Лоусона, словно в руках у него был не нож, а розовый пони. Он его, кстати, выронил тут же. Видно, забыл, что держал.
Кровь хлынула сразу.
Есть заклинатели змей, а есть заклинатель детей — Коннор Лоусон. Алиса прилипла к нему как клей до самой больницы. Под удивленные взгляды Хлои, Перкинса, Рида — всех, кого я успел вызвать по рации, он выносил ее из дома, словно котенка из горящего здания, а я шел рядом.
Вез ее в машине так, словно Алиса была его сестра, а не Кэрри, словно она — его собственная дочь, а не Тодда. Его смысл, его гребаный смысл. А я ехал рядом.
Три.
Были вещи важнее Майкла. Одну из них Коннор прижимал к себе всю дорогу, что-то шептал ей на ухо. Мне, конечно же, было интересно, но что — было не моим делом. И ничьим больше — секрет оставался секретом.
И Коннор остался Коннором. На следующий день вернулся таким же помешанным на своем Перрише. Ну хоть выспался — из больницы его не пустили в архив, отправили домой. Дали выходной. А потом я вернул книгу. Наверняка поговорили с Кэрри о руках, о Бродском, об Алисе, о Майкле, о ком же еще?
На следующем задании, при первом же случае, Коннор вышел из укрытия, подошел к преступнику и позволил ему целится прямо в лоб. Сломал руку. Все повторялось. Снова.
Дворняги, волки не становятся домашними. Собачьего рая не существует.
Я смотрел, как он надевает наручники, и думал: лай, пока можешь, Коннор. Гори здесь, на земле, потому что оказавшись на небе, ты сразу же решишь: пусто и холодно. Там внизу, с крокодилами, было хотя бы, ну, веселее.
А наверху ничего, пустота. Ни призраков тебе, ни имен, ни зоопарка. Пустеющий город за спиной, и сам ты как феникс — другой. Сгорел, но не родился.
Собираю всю силу и двигаю пальцами. Цепляю траву и пытаюсь подняться, но я забыл о другом — о балласте. Сначала нужно освободиться. Не смотреть в небо, не видеть специальных машин и водителей в кепках, не держаться за Лизу, за Коула. Я смотрю на жену и пытаюсь улыбнуться, начинаю шептать не понятно что. Что-то вроде:
— Я в порядке, в порядке. Все хорошо, Лиз, это ведь ничего. Ты знаешь как во всех фильмах бывает — такие как я обязательно выживают. Не смотри на живот, это просто пуля. Не смотри… Вы в порядке? В порядке. Хорошо. Все в норме, мы в норме… Не смотри на живот! Это не важно…
Я сам превращаюсь в машинописный текст, становлюсь электричеством. Пытаюсь заговорить, одурачить, потому что холодно холодно холодно холодно.
