– У него был телефон, – возразил Трэвис. – А до Сильвертона недалеко.
– Телефон мог разбиться при падении, а если Брэсвуд серьезно пострадал, то даже короткий путь мог стать для него непреодолимым, – справедливо заметил Питерборо. – Я уже звонил в город. Никто не видел мужчину, похожего на Брэсвуда.
– Может, просто не заметили. Там ведь много туристов, – ответил Трэвис. – К тому же Брэсвуд заранее договорился, чтобы в Сильвертоне его ждал шофер на машине.
– Ничего страшного, мы в любом случае его отыщем, – утешил Трэвиса Люк. – Долго он от нас скрываться не сможет. Вдобавок, зная его подлую натуру, я уверен, он что-нибудь затеет.
– Этого я и опасаюсь, – покачал головой Трэвис.
* * *
После двух дней, проведенных в тюрьме, Леа поняла, что быть паинькой бесполезно. Ей надоели снисходительные усмешки охранников и их несокрушимая уверенность в ее виновности. Хотя Леа думала, что вряд ли Трэвис станет рисковать ради нее карьерой, ей трудно было поверить, что он даже не попытается с ней увидеться. Должно быть, ее тюремщики просто его не пускают – так же как репортеров, желавших взять у нее интервью.
– Вы должны предоставить мне адвоката, – категорично заявила Леа, когда наутро после второй ночи, проведенной в одиночной камере, на ее зов явился охранник.
– Вот когда приедете в Денвер, или в Вашингтон, или куда там вас отправят, тогда и будете требовать адвоката, – пожал плечами полный рыжеволосый мужчина, на форме которого значилась фамилия «Эриксон».
– Не имеете права удерживать меня здесь просто так, без предъявления обвинения, – возразила Леа.
– Мы исполняем распоряжение ФБР, – парировал Эриксон и, отвернувшись, зашагал прочь.
– Принесите хотя бы бумагу и ручку! – крикнула ему вслед Леа.
– Это еще зачем? – снова повернулся к ней охранник. – Мемуары писать собралась?
– Нет, письмо, – с достоинством ответила Леа.
Она была уверена, что газета «Денвер пост» не откажется напечатать послание от скандально известной «преступницы». Может, заодно написать и Трэвису? Попросить прощения за то, что втянула его во всю эту историю, и сказать, как сильно она его любит. Что бы ни произошло, смогут ли они быть вместе или нет, для Леа было важно, чтобы Трэвису было известно: она любит его и всегда любила.
Но ни ручки, ни бумаги Леа так и не принесли. Вместо этого около десяти часов утра Эриксон пришел с другим офицером. Тот отпер дверь камеры и жестом велел ей выходить.
– К вам посетитель, – официальным тоном объявил он.
