— А когда она страшная, мерзкая?
— Это лишь одно ее лицо, а их очень много. Калейдоскоп. И узор постоянно меняется. Только бы взгляд не стал заскорузлым, когда видишь только один рисунок, когда глаз не воспринимает больше форм, цветов и оттенков, а концентрируется на одной черной точке, превращая ее в огромное пятно. Тогда ты — живой труп. Я люблю следить за жизнью, мне интересно, что она делает со мной, с людьми, с миром, как она переворачивает все с ног на голову. Жизнь — самая занимательная штука в мире! Если ты ее любишь, не факт, конечно, что она будет отвечать тебе взаимностью, — он хмыкнул и глубоко затянулся, — но, по крайней мере, ты всегда будешь получать от нее удовольствие.
Внезапно среди белой пелены света появился золотистый солнечный луч и упал на подоконник. Непонятно, как он вообще смог пробиться сквозь толстую завесу белой мути, которая уже неделю покрывала небо. Золотистый луч немного потанцевал на подоконнике и занавесках, а потом начал шириться. Он ширился и ширился, разъезжаясь золотой полосой по паркету, пока не дополз до дивана и до Юриного лица.
— Видишь, и такие просветы случаются, — Юра прищурился и выдул на луч кольца табачного дыма.
Луч не обиделся, он продолжал назойливо ползти на стену, отогревая старческую кожу обоев и выгоревший ковер. Юра улыбнулся ему, раздавил сигарету в пепельнице и вернулся в кресло в глубине комнаты.
— Я слышал, и у вас в фирме грядут нелегкие времена, — неожиданно сказал он.
— Вроде бы да. Хотя еще толком не ясно, головной офис ничего не говорит. Но Андрей уже дал понять, что сокращений не избежать, — ответила я.
— Ты, наверное, беспокоишься? Страшно терять работу?
— Это — как упасть в неизвестность. Когда летишь во сне в пропасть, и сердце замирает. Ведь у меня на самом деле неплохая работа. Вряд ли я еще такую найду. Я сейчас живу с ощущением, что у меня под ногами образовалась трещина, которая расширяется с каждым днем, — и очень скоро я в нее провалюсь.
— Ты просто провалишься в свою следующую жизнь, — спокойно сказал Юра.
— Все равно страшно.
— Нет смысла бояться. Придет новое и заменит старое. Ты все равно будешь умной и красивой. И солнце продолжит вот так ни с того ни с сего врываться в комнату. Кризисы когда-то заканчиваются. Даже я уже скоро выплачу свои двадцать миллионов.
— Сколько? — потрясенно выпалила я.
— Да, я был должен двадцать миллионов, — он засмеялся, глядя на мою реакцию. — В рублях. Так что не очень пугайся.
