— А можно пример? — спросил я.
— Пожалуйста, — кивнул парень, — только что отпущенная мной мечта принадлежит двенадцатилетней девочке. Январская, волосы светлые, любит рисовать. В этой мечте она видит себя невестой в прекрасном шикарном белом платье, самой красивой и, что тоже очень важно, самой счастливой девушкой на свете.
Он дал мне время представить эту картину и продолжил:
— Заметьте, она не мечтает о толпе любовников, сексе, раннем взрослении и высоком рейтинге среди сверстников, что зачастую приводит к душевным травмам и психологическим расстройствам.
— В двенадцать лет? — изумился я.
— Бывает и раньше, — заверил парень, — так вот, эта мечта — чистая и светлая. Отнимать ее у ребенка было бы чудовищным преступлением.
Моей дочери уже одиннадцать. Надо будет приглядывать за ней повнимательней.
— А в противном случае, вы забрали бы мечту?
— Естественно, — кивнул ловец.
— Но, как же вы можете решать, какая мечта хорошая, а какая не очень? — спросил я очень мягко, чтобы не навлечь на себя справедливый гнев.
— А нас не на улице подбирают, — гордо ответил парень, — мы учимся шесть лет, после идет учебная практика, потом производственная. Проходим такие психологические тесты, что космонавтам и не снились. Никаких наркотиков, бокал вина только по праздникам. Постоянные испытания на профпригодность и курсы по повышению квалификации. Плановые и внеплановые проверки, без всяких там заблаговременных звонков. Из нас делают профессионалов.
— Да, но забирая чью-то мечту, вы лишаете человека права выбора и свободы воли, — заметил я.
— А для чего существуют дорожные знаки? — неожиданно спросил парень.
— Чтобы переходить улицу в установленном месте, — отрапортовал я заученную фразу.
— То есть, вы переходите улицу не там, где вы этого хотите, а там, где вам кто-то это разрешает?
— Ну, наверное, да — согласился я.
— И проявлять свою свободу воли и право выбора уже становится небезопасно?
— Выходит, что так, — кивнул я, понимая, к чему он клонит.
— Второе. Если вы стали свидетелем драки, где трое мальчишек бьют ровесника, вы бы вмешались?
— Естественно.
— А как же эта самая свобода воли?
— Ну… Это немного другое.
— Продолжим. Что, на ваш взгляд, конструктивней — поймать растлителя малолетних, и изолировать его от общества на определенный срок, а потом выпустить, или же, лишить его такой мечты до совершения преступления, и тем самым спасти жизнь, здоровье, и свободу и жертвы и преступника.
— Лишить мечты, — признал я.
