Теперь каждый шаг напоминал отжимание и занимал иногда по минуте. Он уже не мог позволить себе о чём-то заботиться, думать — остановиться и переждать стук в висках, и вдохнуть падавший на него сверху воздух, и всё снова. От объёма, лежащего сзади пространства, стоило лишь оглянуться, начинала плыть голова, возникал страх завалиться на спину. Потом и это прошло — остались лишь он, идущий вверх по огромным камням, отражающий, будто звенящий от радиации света, белый склон, и уже близкое небо. Иногда он подолгу, так, что начинал замерзать, отдыхая, сидел, как будто пытаясь что-то понять, и опять — он, склон и небо. Когда сил точно не осталось, как-то почти незаметно, случилось то, чего он позабыл уже ждать — он вдруг вышел наверх в сильный и ровный, по-настоящему верховой ветер. Облака, будто оккультные серые звери, быстро летели навстречу, словно бы им, наконец, дали выход из этой свободы и они вновь найдут нерв, чтоб жить дальше и, тая, делать, что должно по их законам. Перед ним ровно и плавно скругляясь, шёл пружинящий под ногой луг — кустарничек в палец длинной и желтоватая травка — вершина хребта, и, чтобы заглянуть на ту сторону гор, оставалось пройти метров триста. Можно не торопясь оглянуться на лежащую сзади него пустоту, найти точки ползущих по камню людей — он сделал это. Справа, в полукилометре по гребню, остроконечная, как пирамида, поднималась наивысшая точка. Если бы не уставшее тело, идти здесь было б легко — среди камня часто встречались лужки, как видно ветер занёс сюда почву. Без желания, понимая, что это последний рывок, автоматично, он снова стал подниматься, и опять — вверх, стена в небо.
Пройдя на большой камень, лежавший выше других, он присел на эту холодную плоскую глыбу. Подъёма чувств больше не стало. Когда он уже ушёл с этого камня и сел за ветер, подошли остальные, кто — где присел, будто странные птицы, и все молчали — им видимо тоже уже не хотелось смотреть на затопивший всё снизу простор и на холмики гор, уходящие в дымку, небо и всё остальное. Всё, кем они были здесь — теми, кто ходит. Из ветхих обломков бревна, оставшихся от тригапункта, между камней они развели костерок, здесь, на свету его огня почти не было видно, но от его слабого дыма стало немного спокойней. Вода из фляг была выпита ещё на подъёме, и пришлось искать и пить дождевую, скопившуюся кое-где в ложбинках на камне. От ветра их закрывал огромный куб камня — сидя под ним, они вповалку привалились друг к другу. Размытые облака тихо плыли над ними. Он полулежал на камнях, положив голову на колени — на ярко-голубое трико девицы, сидевшей рядом — она навалилась плечом на выступ камня и только на миг опустила глаза на него от неба, бегущего сверху. Погода тускнела, незаметно разросшись, низкие облака клубящейся пеленой медленно наплывали навстречу. Всё это сон, тот, в котором они утонули.
