Теперь и ветер там по желанью, и цвет вокруг будто плохо подобран. Как-то, когда потерялась любимая кошка, и две недели потом я искал по дворам, она приснилась мне возле деревьев под автомостом — там цвет листвы был таким же жестяным. Она сказала мне вдруг — «Тима умер», но её звали Масяня — странно так и несуразно. Лишь много позже я смог допустить, что она так попрощалась. И вдруг вот эта картинка стала мне пропуском или ключом — там был мир мёртвых. Как на кусочке мозаики — тихо, спокойно. И много таких кусочков повисло во мне, и для меня там отложено место. Но только, хоть я совсем не хочу жить здесь вечно, всё же немного надеюсь, что я найду другой выход — чтобы ни тот мир, ни этот…
Дел стало мало. Кончились реки эмоций, когда гудело сознанье, будто пошедший вразнос трансформатор. По камнерезным делам нет заказов, свои проекты уже не волнуют. Раньше — хотел красоты и сам умел её делать, жил и ещё одной жизнью — когда изделие шло к завершенью, я получал как бы вторую зарплату. Теперь уже равнодушия больше — да, хорошо бы, но не шевельнусь, всё таки дело не в этом. Три дня, когда не хожу на работу, мне совсем нечем заняться. Раз в пару дней я хожу в магазин, что-то беру в холодильнике, разогреваю, смотрю дурацкие фильмы. Слой прежних чувств маслянисто густой, я хочу всплыть из него, а он себя пополняет. Чтобы, хоть как-то, но двигаться, хожу по городу, и не хочу, а смотрю на эти здания — плоски и блёклы, а, если б были иными, то вообще б раздражали. Они с претензией на глупый шик были построены для прежде бывших людей, теперь убого нелепы — ныне живущие здесь неуместны. Воздух повис между зданий, как слабоумный раскинувший руки и уцепившийся в крыши. А получёрные лужицы-окна на плоскостях серо-жёлтых, подобных песчанику, стен — прямоугольники в прямоугольных пространствах (если их выполнить тоже песком, будут как бельма у статуй) полу-, почти, отражают в себе облака, как будто смотрят на них, ну и тебя сверху видят. В них меня нет, но я есть в облаках — они меня заполняют. Иногда есть и деревья — если они молодые, они отрешённы, а, если старые, то чуть печальны, и их большие лохматые листья над тротуаром слились в тёмно-зелёную массу. И так квартал за кварталом, есть перекрёстки, где ты подождёшь, пока в глаза тебе вдавит зелёный очередной светофор, есть без него — когда подходишь, тебя пропускают, встают, горбатясь, машины, и тогда малость неловко. Однообразно всё и бесполезно, разве что только асфальт — если б крапива, идти было б хуже. Только приятно, когда греет солнце.
