Потом у них были Лондон, Париж и мир травы — правдоподобно настолько, что каждый раз раздавался восторженный выкрик. Вот реконструкция — всюду кипит Бородинская битва, летят ужасные кони, кровь, дым и ядра. Но больше прочего всех поразил мир подводный — вокруг акулы, цветастые рыбы. Я подустал наблюдать, сел на тумбу к цветам — сколько их корпоративов в год мне приходится видеть, и все они под копирку. Потом включили и звёзды — вокруг галактики плыли, а зал, наполненный шарканьем, шумом, был по объёму не меньше — странная опухоль в центре. Мне стало жалко инопланетных людей, всяческий высший к нам разум — ведь они все видят нас, видят подобное в других мирах и до сих пор не свихнулись.
Потом, конечно, был Колонный зал и двойники: Сталин, Ленин, Петр Первый, Екатерина и Путин — все танцевали и брали автографы, и бутерброды с икрою. Дамы, напившись шампанского, пели, а мужики после водки гудели. Началось шоу «Точь в точь» и шоу «Голос». Мне захотелось завыть самому, так велика была сила искусства — повсюду смысл, и всё великое рядом. Обрывки фраз из их песен перемешались во мне, как в других, и скоро все просветлятся… — кажется, я вот сейчас упаду и буду дрыгать ногами. Но они крепче меня (металлурги) — все голограммы погасли и начались танцы, всем было весело, каждый кружился.
«Теперь черёд группового портрета» — они смещаются, все, в область сцены — делают лица умнее, кашляют (чтобы не кашлять потом) и оправляют одежду. И постепенно сливаются в один сплошной организм — в общее тёмное тело, и только головы, и световое пятно — перемещаются где-то отдельно. Тело их тел замирает, и между ими и мной блестит пространство паркета. Изредка я ловлю взгляды: один — пустой с поволокой, другой — как будто бы с искрой, а третий — просто бездумный. Только одно меня чуть напрягает, что почти все здесь желают добра для других не всегда и только в собственном стиле. Но, что мне им объяснить, чтоб они стали иными? Я уже скоро уйду, зачем пытаться вносить в их реальность то, без чего они жили.
Они застыли напротив меня, ни кто из нас не торопится — ждём, когда же вдруг прозвучит нежный звон, что весь процесс представлений закончен. Всё — звук спустился на плечи. Я был здесь как мыслеформный художник (лет сто назад был бы просто фотограф над аппаратом с треногой) — всё, что представилось мне в этот вечер, всё теперь сзади меня на объёмном экране — всё повторяется, переливаясь. Как будто я просто шёл, размышляя под нос, и обогнал марш колонны, теперь стою, наблюдая. Моя работа, зачем приглашали, кончена, можно уйти — все мои образы уже отправлены в сервер. Кто-то себе распечатает это в картине (маслом и в стиле Рембрандта), кто-то себе отольёт барельефик из бронзы, кто-то (набрав регистр фильмов) скинет всё это на флэшку, я заберу с собой в виде рассказа — на 5-d принтере делай что хочешь, а я к жене в тусклый питерский свет, к своим лимонам и кошкам.
