Я наблюдал здесь похожий эффект и с другими — гости из Питера, не до конца, к сожаленью — времени было у них маловато. Несколько лет было много гостей — на ночь укладывать негде. Два дня — нормальные люди, потом капризы и мелкая злобность. Все их эмоции сразу видны, как будто цветные пятна. Кто ты здесь совсем не важно — кто ж тебя, зайку, обидел. Они не верят, что нужно держаться, глядеть на забор, но уезжают всегда чуть светлее. Там далеко в паутине асфальта, много того, что не нужно. Здесь же, во внутреннем мире, если ты выделишь время — всё ещё можно отладить.
А в этот год повсюду в рост пошли сосны.
Полурассеяный взгляд на полнеба. Не надо делать ненужных движений, главное, его законы — всё в поле зренья. С большого склона горы (час подниматься наверх от подножья) стекает вниз густой смешанный лес — утром и вечером там поднимаются, бродят туманы, днём — бегут тени летящих вверху облаков, а в лесу — душно, трава по плечо и, часто, сучья лежащих деревьев. И до горы час ходьбы — полчаса полем-поляной и полчаса идти по-между кочек по почерневшей воде среди длинных берёз, что-то сметающих с неба. Наверху скалы, и зноя нет, и видно сёла вдали, в мареве малые пятна, и на реке все места, вечно звенящие светом.
…Я приезжаю сюда не в деревню — через лес, горы и воздух чувствуешь то, что ещё изначальней. Иструть-forever. Можно, конечно, сидеть в городах, всё будешь ты «мимо кассы» — мимо рыбалки сетями, мимо ночных, под шашлык, посиделок, мимо червивых маслят в духоту и мимо «мулек» в глазах от жары, когда припёр по горам рюкзак пива. Всё здесь уж слишком иное — совсем другие законы, сознанье. Да, вероятно, порядок внутри это главная вещь, но, если цель его, то, на что ты согласился, то — это сущность.
(День металлурга. Немного бледного в сером.)
День металлурга Тело ещё не готово к движенью, но его что-то выносит за дверь. Вокруг стоит, оглушительно, ночь. Может быть, на глазах слёзы от ветра — блеск фонарей вдалеке слюдянист и расплавлен. Но мне не холодно — я в своём чёрном пальто тихо иду по платформе. Народ выходит из розоватого света вагонов и превращается в очень спешащие пятна, вот и почти никого, только два три — как и я, те, что чего-то не помнят. Я тороплюсь, догоняя толпу, но слишком поздно — она рассосалась. Я иду так же вперёд — между путями по гравию перехожу много рельс, чтобы попасть на перрончик. Здесь очень маленький старый вокзал — кто-то куда-то бежит — кто-то в буфет, кто на поезд.
