…Отстояв в едва продвигавшейся очереди выходящих, он сошёл на перрон. Воздух был серым, морозным, словно вчера вовсе не было потепленья, ноги уже не продавливали утоптанный снег, шли словно по льду. Замёрз он почти моментально. Проводницы, стоя у двери вагона, громко смеялись над чем-то. Большие часы на шестигранном бетонном столбе показывали два часа дня. Изгибаясь под тяжестью сумок, сливаясь в одну непрерывную массу, пассажиры шли к лестнице моста. И скоро он вышел на привокзальную площадь. Здесь, как расчёска для серого неба, застыли, не двигались лишь тополя — люди, машины стремились уехать. Он пошёл знакомой из детства ближайшей из улиц. Местами тротуар был посыпан печным рыжим шлаком, но в остальном, кроме домов и заборов, всё давило в глаза белизною. Кое-где вверх поднимались столбы блёкло-белого дыма, но, в отличие от волнующего запаха угольного дымка, оставленного им позади у вагонов, вот этот дым вызывал безмятежность. В небольших занавешенных низких окошках, в пыльной вате меж стёкол спали ушедшие годы. Потом людей стало больше, дома — всё выше, пока не пошли зданья сталинских лет. Улица стала сбегать вниз к реке, и впереди показался простор пустоты и бесконечность рядов новостроек.
Из-за поворота вдруг вышел трамвай, много людей схлынуло из него, но его тут же забила толпа с остановки. Он оглянулся — остался лишь он, и только тут спохватился. Сверху над ним в два ряда возвышались тела, встав на ступеньку, он начал давить на пальто, на чью-то чёрную спину — дверь, погудев, еле-еле закрылась. Трамвай уже подходил к остановке, слева за поручнем кто-то едва развернулся, и из-за чьей-то подмышки возникло лицо — вот, вероятно, какими бывают герои. С его стороны движения не наблюдалось. Трамвай остановился, дверь стала дёргаться в слабой попытке открыться, те, что хотели сейчас выходить, завозмущались на девушку слева, створка за ней преломилась, кто-то сошёл, кто-то выпал. В левую половину двери уже начали вновь набиваться, и только тут перед ним вдруг задвигались люди. Он поднял взгляд — очень большие глаза, ясный лоб, чёткий нос…, и лишь потом начал думать — девушка, как ей протиснуться мимо него, и как дать двери открыться — за две секунды. Но — слева дверь-то ещё не закрыта. — Вам туда. — Он показал на пока что открытую створку и улыбнулся, почти виновато. — Улыбаетесь? — Чётко спросила она. — Вы что, из садистов? — Как и лицо, звуки голоса были чеканны, его улыбка, как корка, мешала. В левом проходе народ переполнил пространство. Створка закрылась, трамвай побежал — снова стуча и качаясь. Так — не за что, а как больно. Теперь он смог разглядеть — всем своим видом она напоминала о комнатках в тесных квартирах.
