Мне сразу стало не по себе. Возникло непреодолимое желание хлопнуть лапой по лбу. А все ли я правильно делаю, все ли детали учтены в моем «продуманном плане»? Чего бы я добился, допустим, отправив Васильева за решетку? Или в больницу? Или на кладбище? Оставить невинного ребенка без отца? Так у нас в поселке и так несколько семей понесли потери. Я тяжело вздохнул. Может действительно довериться жизненным законам, а там, гляди, Васильева скрутит какой-нибудь инфаркт. И справедливость будет восстановлена.
Я долго смотрел на эту семейную идиллию, и уже был готов смиренно повернуться и пойти прочь с поникшей головой обдумывать новые обстоятельства. Но тут в гости к Васильеву нагрянул не кто иной, как Тимофеев собственной персоной. Дочка была отправлена к матери, а друзья-убийцы уединились в беседке. Я хотел себя заставить уйти, оставить все на суд высших сил. Но не мог сдвинуться с места. Что-то заставило меня остаться и ждать. Интуиция нашептывала мне: не спеши, сейчас начнется самое интересное и все встанет на свои места. И вот, это произошло.
Они оба рассмеялись. Громко и противно. Казалось бы, смеются два несимпатичных человека, что тут такого. Вот только новые могилки еще не успели даже просесть. Могилки, к появлению которых эта парочка очень даже причастна. В данный момент я на половину зверь и подвержен воздействию некоторых внешних раздражителей. И этот смех меня просто взбесил. Лошади так не ржут, как эти двое. Я вскочил на лапы и заметался на месте. Шерсть на затылке встала дыбом, зубы обнажились. Еле контролируемая ярость плескалась во мне, как вода в стакане в руках бегущего. Надо было что-то срочно делать, пока я не потерял контроль, и все не испортил.
И я завыл. Так громко и зло, что весь поселок замер. Даже вся живность бросила свои дела и прислушалась. В этом вое смешалось все. И ненависть к Васильеву с Тимофеевым, и тоска по дяде, и чувство вины за смерть Кузнечика, и соболезнование семье Васьки-комбайнера. Выл за детское одиночество и юношескую импульсивность. За антироссийские санкции и лесные пожары. За все.
Вой затих, эхо затихло вдали. И тут началось. Собаки заголосили во всю округу, порываясь в бой. Люди выходили во дворы, выглядывали в окна. Некоторые крестились, другие прятали детей. Тимофеев обернулся в мою сторону, Васильев даже встал с места. Оба уже не смеялись.
Я вышел из укрытия осинника. И хотя между мной и участковым было довольно большое расстояние, наши взгляды встретились. Он был не испуган, но крайне удивлен. Здравствуй дружок, подумал я, давно не виделись. Мы еще некоторое время сверлили друг друга взглядом, пока я не решил закончить с этим балаганом. Я медленно развернулся и скрылся в лесной тени, лишь напоследок махнул хвостом. Надеюсь, мой уход красноречиво намекнул на скорую развязку. Конечно, это было позерство. Но как только я исчез из виду, солнце скрылось, и вечерняя тень легла на мое место наблюдения. Это было эффектно. Я ушел красиво.
